Армию Петраков в принципе любил, но предпочитал делать это на расстоянии. Армия же, напротив, Петракова не любила вовсе, но время от времени почему-то хотела иметь его в своих рядах. Эта любовь без взаимности продолжалась довольно долго, но всему когда-нибудь приходит конец.

Вежливо постучавшись и на всякий случай спросив можно ли, Петраков, вошел в отдел учета офицеров запаса райвоенкомата. Лишь за одним из пяти или шести столов в просторной комнате сидела миловидная девушка в штатском.

- Здрасьте, - поздоровался всегда вежливый с миловидными девушками Петраков. – Разрешите доложить: старший лейтенант запаса Петраков пришел... то есть, явился для снятия с воинского учета.

- Место жительства меняете? – девушка, склонив симпатичную головку к плечу, с интересом рассматривала вошедшего. Чувствовалось, что на армейской «фене» с ней разговаривали не часто.

- Так точно! – дурашливо вытянувшись по стойке «смирно», гаркнул посетитель. – Вернее, никак нет! Страну жительства меняю. Пришел сняться с учета совсем, навсегда.

- Даааа? – интереса во взгляде вольнонаемной девицы заметно прибавилось. – А куда уезжаете? В какую страну?

- В Испанию, - не без гордости ответил Петраков, ожидая, что девушка от упоминания этой страны сомлеет окончательно.

Но девушка не сомлела, а неожиданно и очень обидно расхохоталась.

- А почему в Испанию-то? – заливалась смехом девица. – Тут часто приходят уезжающие, но в Испанию еще никто не уезжал!

- Ну, как... Страна хорошая... Море... Тепло там, апельсины... Люди очень приветливые в ней живут... – Петраков чувствовал, что аргументы неубедительны, но следующее, что пришло в голову – «Военкоматов там нет!» - произносить вслух не стал. Вместо этого рубанул правду-матку: - А вообще – это родина моей матери. Вот.

- Ааааа, тогда другое дело, - во взгляде девицы снова проснулся интерес. – И все же странно: все едут в Израиль, Германию, Америку, а тут – Испания! А я вообще не представляю, как можно в этих странах жить. Там же все по-другому, не как у нас. Ладно бы еще в какую-нибудь славянскую страну, там хоть что-то похоже. Вот я летом в Болгарию отдыхать ездила, у них там буквы как у нас, читаешь и почти все понимаешь. И вообще, кругом лица, похожие на наши, такие же славянские.

- А куда именно ездили? На курорт? – Петраков часто бывал в Болгарии в командировках, изъездил практически всю эту небольшую страну.

- Да, на Солнечный Берег, - в глазах девушки явственно мелькнули воспоминания о замечательном во всех отношениях летнем отдыхе.

- Ну, тогда понятно. Там теперь половина наших отдыхает, потому и лица кругом были славянские. А вообще, из восьми миллионов живущих в Болгарии, полмиллиона цыгане, еще миллион – турки. А предки остальных долго под турецким игом жили. Турки им славянскую кровь своей сильно разбавили.

- Ну, все равно, - не сдавалась девушка.- Не зря же Болгарию шестнадцатой республикой СССР называют.

- Называли, - поправил Петраков. Полгода назад СССР разбежался в разные стороны. - Ладно, девушка, давайте сниматься будем.

- В каком смысле? – откровенно закокетничала славянка.

- В самом прямом. – Петраков спешил, были еще неотложные дела, и решил перейти непосредственно к цели своего визита, свернув пустое «чириканье» до минимума. – Будем сниматься с учета. Вот у меня тут запрос из ОВИРа. Вычеркните меня отовсюду, поставьте подпись и печать.

- Давайте военный билет, - девушка, явно расстроенная неожиданно прерванной болтовней, так скрасившей скучное рабочее время, тоже перешла на официальный тон.

- А он у вас тут где-то, - пошел с козыря Петраков.

- Как это - у нас? – не поняла славянка.

Петраков вздохнул и выдал максимально короткую версию своей нетривиальной ситуации с воинским учетом. С год назад майор Катомкин, сидевший в комнате с табличкой «Воинские сборы», вызвал Петракова повесткой, чтобы на два месяца отправить его на переподготовку. Петраков принес с работы ходатайство отложить призыв, он должен был лететь в Англию, сдавать работу по валютному проекту. Майор отобрал у Петракова военный билет и сказал, чтобы приходил следующим утром с вещами к военкомату. Если наберется нужное количество людей для переподготовки, Петраков получит свой военный билет и поедет в Англию. А если не наберется, вместо Англии поедет под Химки, жить в большой зеленой армейской палатке и с энтузиазмом переподготавливаться. На следующий день Петраков поехал не к военкомату, а в аэропорт и улетел в Англию.

- В общем, мой военный билет так и остался у майора Катомкина. - Закончил свой рассказ Петраков. – А может, он его вам отдал, чтобы в столе не валялся. Поищите.

Слегка обалдевшая от услышанного славянка встала из-за стола, подошла к металлическому шкафу и начала поисковые работы в его недрах. Через несколько минут, закрыв шкаф, покачала головой и сказала:

- Нет, у нас его нету. Наверное, так у Катомкина в столе и лежит. Идите к нему.

- Вот интересно, а если бы я не сказал, что военный билет у вас? Сказал бы, что потерял его? Или украли. Что тогда? Вы бы меня оштрафовали и выписали новый билет, чтобы я его тут же сдал? – Петраков очень надеялся, что придуманная заранее «отмазка» сработает. - Так давайте я штраф заплачу. Без квитанции. А новый билет мы выписывать не будем. Зачем? Чтобы сразу его уничтожить?

Девушка наверняка с радостью согласилась бы оштрафовать Петракова без квитанции, но оказалось, что это невозможно:

- При снятии с учета военные билеты не уничтожаются, они вместе с личным делом сдаются в особый архив и хранятся там много лет. А может и вечно, я не знаю. У меня личное дело без военного билета в архив не примут. И если... – Славянка на минуту задумалась. – Вот заплатите МНЕ штраф, я выпишу новый билет и сдам его в архив. А завтра майор полезет в стол, найдет первый билет и принесет сюда. Нет, не получается... Вы сходите все же к Катомкину. А если у него билета нет, тогда возвращайтесь, будем думать, как быть. Только у меня рабочий день уже заканчивается. Вы тогда завтра приходите. Но я завтра не работаю, тут другая сотрудница будет.

- Ладно, - нехотя согласился Петраков, поняв, что без свидания с Катомкиным действительно не обойтись. - А вы сколько еще здесь будете?

- С полчаса. Но Катомкин вас так быстро не отпустит...

- За границу? – удивился Петраков. – ОВИР отпустил, а майор Катомкин не отпустит? Вместо Испании отправит меня навеки жить в большой зеленой армейской палатке под Химками?

- Ну, не знаю... – несмотря на неуверенный ответ, в глазах девушки читалось совсем другое: «А что? Катомкин вполне может!»

- На всякий случай – до свидания. Желаю удачи в этой вашей Испании. Хи-хи! – снова прыснула девушка, у которой название этой страны почему-то вызывало приступы неудержимого смеха.

- До свидания, славянка. Приезжайте в гости. Что-то мне подсказывает, что очень скоро в Испании славянских лиц будет побольше, чем Болгарии.

Напрявляясь к кабинету майора, Петраков вспоминал историю своих отношений с этим неординарным человеком. Круглому как шар и абсолютно лысому Катомкину было под шестьдесят,  а то и больше. По всем правилам он давно должен был быть даже не в запасе, а в отставке. Но то ли за особые заслуги, то ли по великому блату Катомкин продолжал нести свою нелегкую службу в военкомате. Должность его и звание при этом были неизменны – все десять лет, которые Петраков был знаком с Катомкиным, тот сидел в кабинете с табличкой «Воинские сборы» и носил майорские погоны. Являясь по повестке, чтобы отмазаться от очередного призыва, Петраков, ожидая в коридоре своей очереди, слышал, как другие «призывники» полушепотом рассказывали друг другу легенды и мифы из жизни Катомкина. Якобы, в годы войны, еще совсем мелким пацаном, он партизанил под Москвой. Даже получил то ли орден, то ли медаль за взрыв моста или, по другой версии, порчу железнодородного пути.

На свои первые и, как потом оказалось – последние, полноценные сборы Петраков попал сдуру. По молодости лет ему нечего было противопоставить нахрапистому майору, застращавшему Петракова весьма опасной ситуацией в мире и постоянной угрозой, исходящей от НАТО. Из сказанного майором неизбежно следовало, что лишь немедленная переподготовка Петракова будет способствовать заметному укреплению обороноспособности родины.

Сборы проходили в воинской части все под теми же Химками. Жили действительно в больших зеленых армейских палатках. В одной из них был оборудован учебный класс – стояли столы и стулья, висели школьная доска, киноэкран. Сначала была сплошная теория. Сменяя друг друга, офицеры из военных академий знакомили курсантов со сложной международной обстановкой, титаническими усилиями, прилагаемыми партией и правительством страны для сохранения мира, новинками вооружения и боевой техники вероятного противника.

Потом началась практика. Возили на стрельбище, отправляли в «атаку» через болото – с криками «ура» и редким постреливанием холостыми патронами, заставляли, надев противогазы, входить в палатку, наполненную каким-то едким газом, даже укладывали в небольшой окопчик, через который с ревом перескакивал бронетранспортер, не испугавшись которого надо было вскочить и швырнуть в зад боевой машины муляж гранаты. Было трудно, но интересно.

Потом в часть понагнали «партизан». Среднего возраста мужики, яркие представители рабочего класса, как оказалось, с удовольствием оставляли свои обрыдшие рабочие места и шли на две недели переподготавливаться. На их заработках это никак не отражалось. В то же время в одну из палаток заселили старшеклассников – предмет «Начальная военная подговка» во многих школах включал в себя «настоящую» двухнедельную службу допризывников в войсках.

Офицеры запаса командовали мелкими, по 15-20 человек, подразделениями «партизан» и школьников – вырабатывали командный голос, учились зарабатывать авторитет, вспоминали устав и вдалбливали его основы подчиненным. Петракову достались «партизаны». На первую утреннюю поверку из палатки смогли выбраться лишь пятеро. Остальные спали мертвым сном после вчерашних проводов в армию. За две недели своего командования Петракову удавалось одновременно видеть всех своих подчиненных только в столовой, в остальное время несколько из них постоянно куда-то исчезали. Кто-то был на «задании» – покинув расположение части через дыру в заборе, закупал портвейн или водку. Другие просто уходили навестить семьи – все «партизаны» были из Химок. Немногих почему-то остававшихся в строю Петраков пару часов в день гонял строем по плацу. В остальное время «партизаны» по разнарядке из штаба части выполняли мелкие хозяйственные работы – чинили дыру в заборе, чтобы вечером вновь ее проделать, переносили с места на место кучи бревен и кирпичей, чтобы назавтра другая команда перенесла все на прежнее место, что-то красили, подметали, чистили. В общем, вовсю переподготавливались.

Петракову за подвиг под Химками присвоили звание старшего лейтенанта и на три года оставили в покое. Потом, явившись по новой повестке, Петраков наотрез оказался снова ехать на два месяца в лагеря, хотя Катомкин сулил ему за это звание капитана запаса, а согласился лишь на двухнедельные теоретические курсы, да и то лишь потому, что они проводились на базе военной кафедры родного ВУЗа. Сходив на них один день, повидавшись кое с кем из бывших однокурсников и попив с ними после занятий пивка, Петраков поздно вечером, бредя нетвердой походкой домой через пустырь, наступил на ржавый гвоздь. К утру ногу раздуло, пришлось сходить в поликлинику. Получив бюллетень, Петраков с неделю провалялся дома, а поправившись, пошел на работу. За «самострел» ему ничего не было, никто его под трибунал не отдал, а значит с военкоматом можно было бороться.

В последующие годы Петраков, обнаружив в почтовом ящике весточку от Катомкина, просто не являлся по ней, притворяясь, что ничего не получал. Но пару лет  назад майор перехитрил Петракова. В повестке предписывалось явиться не в 321 комнату, где сидел майор, а в другую. Наивный  Петраков решил, что вызывают по другому вопросу и лопухнулся. На двери кабинета не было никакой таблички, только номер, а в коридоре не оказалось очереди, чтобы спросить, зачем вызывают. Ничего не заподозривший Петраков вошел в кабинет и увидел... Катомкина. Дело было тухлым. Майор накануне отправил под Химки группу офицеров запаса, соблазненных возможностью получения на виртуальные погоны еще одной маленькой виртуальной звездочки. Но группа оказалась до неприличия малочисленной, начальство было недовольно. Пришлось скрести по сусекам и срочно, за один день, доукомплетовывать большие зеленые армейские палатки. А первым в сусеках, на самом видном месте, у майора давно уже числился Петраков.

Застигнутый врасплох будущий капитан запаса сначала мямлил про то, что майор слышал десятки раз ежедневно и в расчет не принимал – про свою нечеловеческую производственную загруженность именно в этот период, про сильно пошатнувшееся собственное здоровье и весьма больных ближайших родственников... Ничего это на майора впечатления не произвело. И тогда Петраков вспомнил, что утром, заехав на квартиру к родителям,  проводившим лето на даче, достал из письменного ящика странный конверт. В нем на гербовой бумаге обнаружилось приглашение в испанское посольство для встречи с испанским же королем. Приглашали, разумеется, не Петракова, а его мать, которую в 37-м, еще ребенком, эвакуировали из Испании, да так и оставили в СССР. Петраков пошел ва-банк. Достав из сумки приглашение, протянул его маойру и нагло заявил:

- Да я не могу! Я завтра приглашен на прием к испанскому королю. А в следующие  дни тоже должен буду присутствовать на нескольких протокольных мероприятиях.

Майор опешил. Долго вертел приглашение, разумеется ни черта в нем не понимая. Потом, сообразив все же, что фамилии Петракова, написанной латинскими буквами, нигде в тексте не наблюдается, просветлел лицом и, с облегчением крякнув, заявил:

- Ну, блин, удивил! Чего мне тут только не плели, но такого... Ладно, вали отсюда. Это тебе премия за находчивость. Но учти, на следующую переподготовку я тебя прямо сейчас записываю. Даже если при смерти будешь лежать, все равно пойдешь.

Петракову пришлось кивнуть. А вследующий раз он как раз и пришел с тем самым письмом про поездку в Англию.

... Майор Катомкин оказался на месте и встретил Петракова как родного:

- Какие люди! А я как раз повестки заполняю, народ собираю.

- Товарищ майор, - Петракову очень хотелось закрыть вопрос за один визит в военкомат. – Я на постоянное место жительства в Испанию уезжаю, вот бумага из ОВИРа, мне надо сдать военный билет в отдел учета...

- В Испанию? – удивился не меньше девушки-славянки майор. – А почему в Испанию? Она же в НАТО входит!

«Ладно хоть этот не ржет! А то и ему пришлось бы про море, апельсины и приветливых испанцев исповедоваться», - подумал Петраков, но вслух сказал другое:

- Я, товарищ майор, с Россией не буду воевать. Я там вообще на воинском учете состоять не буду. Стану вести исключительно мирную жизнь.

- А как же присяга?

- А что присяга? Я присягал Советскому Союзу и своего разрешения на его роспуск не давал.

- А если война? На чьей стороне будешь?

Вражеских войск в Москве и на подступах к ней Петраков никогда не видел. Зато видел другое. Он вспомнил августовский путч, танки на Садовом кольце, молодых ребят под их гусеницами. Одинаково не хотелось ни в те танки, ни под их гусеницы. Поэтому ответил нейтрально:

- Ни на чьей. Возьму транспарант «Миру мир!» и буду с ним на антивоенные демонстрации ходить.

- А если враг, как в сорок первом, к самой столице подойдет? – хитро прищурившись, спросил майор, рассчитывая сразить собеседника наповал.

«Самого бы тебя на переподготовку под Химки!» – подумал Петраков и мысленно представил майора, который, сидя в большой зеленой армейской палатке, конспектирует лекцию о современных методах ведения войны. «Он сейчас меня еще в будущие партизаны запишет и отправит учиться мосты взрывать, рельсы портить и по ночам стога сена поджигать, чтобы врагу лошадей кормить было нечем». Но снова сказал другое.

- Если враг подойдет так близко, тогда сразу же все брошу и вернусь на подмогу. Тогда все мы как один на защиту встанем, и бывшие старлеи, снятые с учета, и майоры из военкоматов. Вместе воевать с неприятелем будем, бок о бок. До самой победы.

Майора ответ, возможно, не очень удовлетворил, но крыть ему было нечем. Пришлось от прогнозов на будущее переходить к делам сегодняшним.

- А от меня-то что надо?

- А у вас, похоже, где-то здесь мой военный билет завалялся, - сказал Петраков, уже предчувствуя, что услышит в ответ. – Мне его надо сдать в отдел учета, чтобы сняли... с учета.

Майор, разумеется, прошлогоднюю историю отъезда Петракова в Лондон вместо Химок забыл - пришлось напоминать. Перед Катомкиным в сезон охоты на офицеров запаса проходило ежедневно по несколько десятков бедолаг. И практически каждый норовил увернуться от превращения хотя бы ненадолго в военного человека. Приносили бумаги, из которых следовало, что из-за двухмесячного отсутствия переподготавливаемого предприятие будет вынуждено чуть ли не закрыться навсегда. Предъявляли медицинские справки, одна оригинальнее другой. Уверяли, что стали приверженцами какой-то хитрой религии, которая запрещает прикасаться к оружию даже мысленно. Майор не с одним из этих «артистов» обошелся также, как с Петраковым – отобрал военный билет с обещанием отдать, если явится с вещами к месту сбора. Многие приходили, но получали билет уже в автобусе, по дороге к месту будущей недолгой службы. Другие, подобно Петракову, цинично плевали на свой воинский долг и преспокойно продолжали вести штатскую жизнь. Потом, когда сезон охоты заканчивался, являлись к майору, каялись в совершенной ошибке, нагло врали про случайно сломанную по дороге на сборный пункт ногу или руку, выслушивали страшные угрозы упечь их на следующие сборы не под Москву, а под Воркуту и, наконец, поймав брошенный майором военный билет, покидали кабинет до следующего призыва.

Вернувшись из Лондона, Петраков на разборку к майору не пошел. Забыл. Во-первых, в стране пошла такая «кучерявая» жизнь - путч, распад Союза - что стало не до игр в «аты-баты». А во-вторых, было окончательно решено уехать в Испанию. Из-за этого решения проблем навалилось столько, что попросту не было времени для визита к майору, а потом забылось. Вспомнить про судьбу военного билета заставила бумажка, выданная в ОВИРе. Без ее предъявления с печатью военкомата, подтвержающей, что на Петракова российская армия больше не рассчитывает даже в качестве запасного, уехать было невозможно. Пришлось разруливать запутанную до идиотизма ситуацию.

Порывшись в своем столе, майор Катомкин к огромному своему изумлению действительно обнаружил в глубине и на дне одного из ящиков военный билет Петракова. Если процесс перевоспитания «слишком умных», приходивших за своими билетами не с вещами в день отъезда в лагеря, а по окончании сезона, занимал у майора в среднем минут пять, Петракову он посвятил втрое больше времени. Впрочем, информационное содержание монолога было то же – упеку за решетку, загоню за Полярный круг, два раза в год переподготавливаться будешь – видимо, фантазии майора на большее не хватало. Рекордная же продолжительность воспитательной беседы была достигнута за счет ненормативной лексики, в которой майор оказался истинным виртуозом.

Когда узнавший о себе всю правду и после этого отпущенный майором в Испанию Петраков покинул кабинет Катомкина, сжимая в руке добытую с таким трудом зеленую книжицу, дверь сектора учета была закрыта. Девушка-славянка уже ушла. Хорошо хоть попрощались заранее.

Александр ПЕУНОВ

Опубликовано в газете "Комсомольская правда в Испании"

(c) 2006, Ediciones Rusas Mediana, S.L., "Комсомольская правда в Испании"