Весь октябрь без продыху лили дожди. Когда привычное по московской жизни падение капель воды с неба вроде бы прекращалось, начиналось то, что астурийцы на своем диалекте называли странным словом «урбайю». Мелкая водяная пыль просто зависала в воздухе, от нее не спасали ни зонт, ни ветровка – одежда медленно, но верно пропитывалась влагой, становилась тяжелой и противной.

Овьедо стоит на холмах в окружении гор. Улочки, особенно в старой части города, петляют по склонам этих холмов – то огибая их, то возносясь на самую вершину. Тротуары узки донельзя, бредя по ним под дождем крайне трудно разминуться со встречным пешеходом, также прячущимся под огромным зонтом. Хорошо хоть луж практически нет и проносящиеся мимо машины цинично не окатывают прохожих ушатами грязной воды как в Москве.

В ноябре небо постепенно расчистилось и поднялось, словно на фотографии проявились  горы, окружающие город. Их склоны зазеленели с новой силой, а когда выглядывало солнце, переливались ярко-изумрудным цветом. Никакой осени не было и в помине. Летом все было зеленым, а с наступлением календарной осени, благодаря теплу и обильным дождям, все стало еще более зеленым.

Ближе к Новому году на газонах появились какие-то мелкие цветочки, а в январе вдруг повыскакивали одуванчики. Не такие крупные, как в мае в Москве, но явно они. Теплынь стояла непривычная. По телеканалу «Евроньюс» время от времени мелькали сюжеты из Москвы. Обычное зимой свинцовое небо, накрывшее город на несколько месяцев, снежные заносы и снегопады, бредущие навстречу шквальному ветру пешеходы...

Организм перенес отсутствие осени спокойно, не тосковал по ней – нет, ну и ладно. В начале января во время пешей прогулки по окрестным горам стояла такая жара, что пришлось раздеться до майки. Вечером обнаружилось, что кожа на шее и плечах даже немного покраснела. Загар в январе!

А вот снега начинало не хватать. Кто бы мог подумать, что ностальгия впервые проявит себя именно из-за отсутствия снега? Хотелось не снега как такового. Эта проблема как раз решалась легко – можно было взять машину напрокат и подняться на горные перевалы, где вовсю уже катались на лыжах. Но хотелось снегопада за окном. Хотелось увидеть укрытыми ровным белоснежным покрывалом все эти вечнозеленые газоны с их несвоевременными одуванчиками, поглядеть, как чувствуют себя под снежными «шапками» эти не знающие листопада деревья и кусты.

Местная природа все же сжалилась и приподнесла приятный сюрприз. В последний официальный день зимы «по русскому стилю», 28 февраля, вдруг выпал снег. И какой! По колено! Шел он, почти не переставая, двое суток. Все потемнело, небо опустилось до земли и с него не переставая валили, валили огромные мокрые хлопья. Местные потом говорили, что подобное увидишь в Овьедо раз в несколько десятилетий.

Семья Петраковых тогда снимала квартиру на последнем этаже довольно высокого по меркам Овьедо дома. Вроде бы совсем недалеко от центра, минут пятнадцать пешком, а за окном откровенно сельские пасторальные пейзажи: небольшие домишки с огородами и садами, пастбища с отдельными коровами, овцами и даже почему-то ослами. Новое жилье Петраковых оказалось с «изюминкой» - окна на кухне и в гостинной были вмонтированы в наклонный скат крыши. У испанцев такой тип жилья называется «атико». Получалось, что, не подойдя вплотную к окну, невозможно было увидеть, что делается внизу. Было видно лишь небо, по которому бродили туда-сюда облака или, гораздо чаще, тучи.

Снегопад начался в воскресенье после обеда. Буквально за час наклонные окна были завалены толстым слоем мокрого снега и квартира стала чем-то напоминать традиционное жилище кочевых народов крайнего Севера. Название такой снежной «избушки» мелькнуло когда-то в ответах к кроссворду, но не запомнилось. Немного подняв одно из окон «избушки», Петраков курил и наблюдал в образовавшуюся щель, как преображался ставший уже привычным сельский пейзаж. Зеленые склоны гор снегопад уже перекрасил в белое. Обалдевшие коровы и овцы понуро наблюдали, как неизвестно по какой причине изчезает привычная свежая и сочная пища. Лишь один из ослов, видимо самый умный, пытался перебороть неблагоприятные обстоятельства и, разгребая копытами снег, продолжал кормиться. «Горло не простуди, балбес, от мороженного», - усмехнулся про себя Петраков. Быстро темнело, а снег все падал и падал...

По местным меркам приключилось, конечно же, стихийное бедствие. Город стал непроходимым, общественный транспорт перестал ходить. Автомобилистам разрешили передвигаться по улицам лишь с надетыми на колеса цепями, но любителей экстрима оказалось совсем немного, разве что таксисты. Отменили занятия в школах. Люди, что живут и работают в разных городах, просто не пошли на работу, поскольку не было никакой возможности до нее добраться – форс мажор, непреодолимая сила природы. Зато дети обезумели от счастья: лепили смешных снеговиков (и где только научились?), играли в снежки, просто валялись – совсем как московская детвора в день первого снегопада.

Переживавший свою первую испанскую зиму спаниэль Чарли, привезенный из Москвы, выскочив на улицу, в первый момент даже опешил: привык уже к местной вечнозеленой травке и постоянным цветочкам. Потом с визгом нырнул в любимую с детства снежную целину, валялся на спине, заливался от восторга лаем. Спустя пять минут он превратился в большой снежный комок. Лапы по самое брюхо облепили огромные снежные сапоги, ходить он не мог, а передвигался мелкими прыжками, отталкиваясь всеми четырьмя лапами сразу. Редкие прохожие сначала долго приглядывались, что это за странный зверь скачет навстречу, а потом разражались хохотом.

Петраков жил и работал в Овьедо, а потому увильнуть от выхода на службу не было никакой возможности. Утром в понедельник пришлось сквозь пургу, по колено в снегу, в обуви, не имеющей даже отдаленного родства с зимней, и шепча никому непонятные ругательства, тащиться по ставшим непроходимыми и скользкими улочкам. День, конечно, все равно был не рабочий. Те немногие коллеги, кто все-таки смог добраться, были настолько возбуждены происходящим, что часа два делились впечатлениями и восторгами, а потом дружно спустились в ближайший бар - попить кофе и продолжить наблюдения за стихией. Питье кофе плавно перетекло в обед.

За окном все было привычным и знакомым, много раз виденным и испытанным на себе. Валил крупный снег, порывы ветра время от времени заставляли его со страшной скоростью лететь почти параллельно земле. Такси, высадив пассажира, несмотря на цепи, застряло в сугробе и понадобилась пара добровольцев, чтобы вытолкать автомобиль и заставить его зигзагами отъехать. Какая-то тетка поскользнулась и с криком обрушилась, разбросав в стороны многочисленные пакеты с провиантом. Оранжевые апельсины на снегу смотрелись необычайно красиво... В общем-то - до боли привычная картина. Петраков про себя уже обозвал происходящее «Днями России в Испании». Родина вроде как прислала свой привет покинувшим ее, чтобы не очень скучали на первых порах по сугробам, метели и последующей неизбежной слякоти под ногами.

Астурийская зима продлилась ровно три дня, в последний из которых все растаяло без следа. Снова засияло яркое солнце, пригревая уже по-настоящему. Как ни в чем не бывало вновь выскочила вечнозеленая травка, лютики-цветочки, кто-то совсем по-весеннему защебетал в кустах и кронах деревьев. И совершенно невозможно было представить, что всего несколько дней назад здесь была настоящая московская зима.

Александр ПЕУНОВ

Опубликовано в газете "Комсомольская правда в Испании"

(c) 2006, Ediciones Rusas Mediana, S.L., "Комсомольская правда в Испании"