Не ошибусь, заявив, что я одним из первых отважился сопровождать в качестве гида туристические группы соотечественников во время их пребывания в Испании. Случилось это в тот год, в конце которого Советскому Союзу суждено было прекратить свое существование. А отдых представителей ставших вскоре независимыми советских республик проистекал на замечательном курорте Гандия-Плайя в 60 км от Валенсии. Случайно попавшийся на глаза дневник с описанием той моей авантюры навел на мысль, что возможно кому-то будет интересно узнать, в каких муках зарождался массовый отечественный туризм на средиземноморском побережье Испании.

1. Предшественники

Гидом я стал совершенно случайно. Крохотная и наверняка самая первая турфирма, ставшая регулярно возить группы отечественных туристов в Испанию, встала перед серьезной проблемой – не было гидов, знающих эту страну. Пришлось поначалу полагаться на тех, кто сносно владел испанским языком. На самом деле требовались даже не гиды, а «прислуга за все». Надо было буквально круглосуточно «пасти» группу, решая все без исключения проблемы туристов, абсолютное большинство которых впервые пересекли рубежи родины. Кроме того, следовало достойно представлять свою страну, ставшую вдруг необычайно популярной благодаря Перестройке.

Как мне рассказывали, первую группу в самом начале 1991 года повезла некая Лена. Жить ей, как и всем последующим гидам, пришлось в одном отеле со своими подопечными общим количеством 60 душ, из которых половину составляли белорусские дети. Психика Лены выдержала эту работу только два месяца. Каждые две недели она на автобусе отвозила очередную группу в Мадрид и самолетом отправляла ее в Москву. Встретив новых туристов, тем же автобусом везла их в Гандию. Среди пережитых Леной бед, которые и подорвали ее хрупкое психическое здоровье, мне известны следующие.

Белорусские пацаны и девчонки приноровились под покровом темноты обчищать апельсиновые и мандариновые рощи в окрестностях отеля. Появившаяся в конце концов полиция в номерах, занимаемых советскими детьми, обнаружила пакеты и сумки, а также гостиничные наволочки и пододеяльники, доверху набитые цитрусовыми. Общий вес украденных у испанских фермеров оранжевых плодов перевалил за тонну. Четыре часа Лена рассказывала полицейским об экономическом коллапсе СССР и убеждала, что ни дети, ни она сама не в состоянии покрыть нанесенный ущерб, не говоря уж об оплате огромного штрафа. Еще пару часов длился допрос детей, которые так и не смогли объяснить, как они собирались вывезти такую огромную товарную партию фруктов из Испании.

Турист из Уфы, решив, что десятка испанских слов, выученных им за время отдыха, вполне достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно в чужой стране, накануне отъезда отправился на индивидуальную экскурсию в Валенсию. При этом, оказавшись на вокзале, он сел в поезд, идущий в противоположном направлении. Строгие контролеры безжалостно высадили «зайца» в каком-то городке - чтобы взять билет, денег и знаний испанского языка ему не хватило. Не желая больше рисковать, он решил вернуться в Гандию автостопом. Около трех часов простоял он возле шоссе с поднятой рукой, страшно удивляясь, почему никто не останавливается. Стемнело. Уфимец, догадавшись, что автотранспортом ему воспользоваться не удастся, вернулся на вокзал, Там он, изучив расписание, сумел понять, что следующим поездом до Гандии можно будет добраться лишь утром. И тогда он принимает решение – возвращаться обратно пешком. Причем, чтобы не заблудиться, он шагает всю ночь по шпалам, появляясь в отеле ровно за пять минут до того, как автобус должен отправиться в аэропорт. Лену, разумеется, смелый путешественник накануне о своих планах в известность не поставил. И поэтому она, недосчитавшись утром одного туриста, напилась валерьянки и пребывала в полной уверенности, что он предал родину, попросив политическое убежище, а ее саму ожидает суровая кара со стороны КГБ за утрату бдительности.

Последней каплей, заставившей Лену отказаться от работы гидом, стала выходка некой харьковчанки. Накануне возвращения на родину она всю ночь в компании с парой подружек прощалась с Испанией. Утром, повинуясь автопилоту, села в автобус и сразу же отрубилась. В аэропорту, еще до конца не протрезвев, сдала багаж, а потом, покопавшись в сумочке, заявила Лене, что забыла свой паспорт в гостинице. Лена осела на пол. Потом сообразила позвонить в отель. Номер туристки тщательно обыскали, но документа не нашли. Лена, вся дрожа, объяснила ситуацию представителю «Аэрофлота». Тот, почесав затылок, сказал, что с испанскими пограничниками можно договориться – выпустят. Но вот в Москве их коллеги хрен кого впустят в страну без паспорта – даже с паспортами не всех впускают. В последней надежде Лена стала уговаривать поискать в уже погруженном в самолет багаже харьковчанки – а вдруг она по пьяни сунула паспорт в чемодан. Представитель долго не соглашался, но когда у Лены началась нешуточная истерика, сдался. Паспорт действительно оказался в чемодане.

Нервную Лену сменил Виктор, преподаватель самого престижного в те годы московского института. Вероятно, он мог бы работать гидом всю оставшуюся жизнь, поскольку был коллекционным пофигистом и все истории, в которые вляпывались его подопечные, ему были абсолютно до фонаря. Но Виктора сгубили три обстоятельства.

Во-первых, он тесно дружил с «зеленым змием». Платили за работу гида не так уж и щедро, поэтому вряд ли он злоупотреблял бы этой дружбой за свой счет. Но владелец отеля, Рафаэль, в день приезда Виктора совершил грубую ошибку. Желая поближе познакомиться с новым гидом, он пригласил его что-нибудь выпить в баре отеля. Разумеется, бесплатно. Спустя несколько месяцев Рафаэль страшно пожалел об этом своем поступке, узнав, на какую сумму в одиночку и на халяву выпил спиртных напитков Виктор в том баре. Бармен на вопли хозяина, желавшего знать, почему с Виктора не брали плату за выпивку, отвечал, что «этот русский» заявил, что Рафаэль разрешил ему бесплатно пить, сколько влезет. А влезало в Виктора ежедневно весьма и весьма много.

Во втором своем «преступлении» Виктор в общем-то был нисколько не виноват. Разве можно было его винить за то, что, едва стало известно о путче 19 августа, вся его тургруппа, включая три десятка детей, стройной колонной отправилась в полицию и попросила политического убежища. Оправдываясь, Виктор в телефонном разговоре со своими работодателями утверждал, что сам он присоединился к туристам лишь в качестве переводчика. Но веры ему, после истории с уничтожением спиртных запасов отеля, уже не было.

Формальным же поводом для отзыва Виктора в Москву стала всего одна фраза, сказанная им не ко времени и не к месту. Испанское телевидение решило снять репортаж об отдыхе советских туристов в Испании – тогда это было экзотикой. Разумеется, ключевая роль в съемке отводилась говорившему по-испански Виктору. На первый вопрос «Где Вы так хорошо выучили наш язык?» он ответил без затей: «В Москве, конечно, не в Испании же». Второй вопрос был с подвохом и звучал так: «Что Вам больше всего нравится в Испании?». Продолжавшие в то время действовать нормы поведения советских людей за рубежом требовали, отвечая на столь провокационный вопрос, сказать примерно следующее. Я, мол, просто в шоке от вашей страны. Восхищен богатством ее культуры и в полном восторге от ее замечательных многовековых традиций – фиест и сиест, а по ночам мне снятся бои с быками и фламенко. Но Виктор, перед съемкой пообщавшийся со своим приятелем «зеленым змием», обошелся значительно меньшим количеством слов. Его ответ вогнал телевизионщиков в ступор. «Отсутствие мух», - лаконично ответил Виктор, ставя жирный крест на своей карьере гида.

Вскоре Виктор вернулся в Москву. А в качестве его наследника в Испанию вылетел я, сопровождая очередную партию туристов и везя в сумке крохотного спаниеля. Но это уже отдельная история.

2. Собачья радость

Бразды правления моей первой группой оказались у меня в руках в «Шереметьево-2». Мне были доверены тридцать отборных советских людей, в основном среднего возраста, которым администрация, парткомы, профкомы и комитеты комсомола их  предприятий доверили честь представить свою страну на пляже Гандии. Довеском шли белорусские дети, также в количестве трех десятков и в сопровождении троих взрослых «надсмотрщиков».

Приняв бразды, я провел перекличку, удостоверяясь в стопроцентной явке, а когда подошло время, организованной толпой повел подопечных на регистрацию. Почти уже вся группа прошла в зону таможенного контроля, когда передо мной вдруг возникла миловидная девушка и, спросив, лечу ли я в Испанию, попросила о маленькой услуге - захватить в самолет небольшую сумку с… щенком. Она сказала, что это подарок ее близким друзьям, они встретят меня в аэропорту Мадрида и заберут собачку, о которой давно мечтали.

Признаюсь, что, готовясь к своему дебюту в роли гида, я позволил себе немного спиртного для храбрости. Этого хватило, чтобы я не стал прислушиваться к своему внутреннему голосу, бубнившему: «Тебе и с туристами в полете мороки хватит, на фига тебе еще и щенок!» Чтобы категорически не отказывать и не расстраивать тем самым миловидную девушку, я решил сыграть с ней в своеобразную «русскую рулетку». Объяснив, что несу личную ответственность за полсамолета советских людей и щенок может осложнить исполнение моих обязанностей, я все же дал девушке шанс. «Возьму, если это щенок спаниеля», - сказал я, отводя глаза в сторону. Девушка молча открыла сумку. На дне ее мирно спал маленький… спаниель.

Моя любовь к собакам этой породы была не случайной – в Москве оставался скучать без меня английский кокер-спаниель, бывший уже пару лет членом нашей семьи.

Девушка передала мне сумку и ветеринарные документы щенка. Никаких проблем не возникло – суровые таможенники тогда искали в багаже выезжающих из страны иконы, золото, бриллианты, валюту, в крайнем случае – большие партии икры, но никак не щенков.

Вплоть до посадки в самолет щенок мирно спал в сумке. Очевидно, чтобы не доставлял хлопот курьеру и не пугал пограничников лаем, его накачали транквилизаторами. Но когда самолет включил двигатели и стал выруливать на взлетную полосу, пес проснулся, потянулся и бодрствовал весь полет. Впрочем, это еще не факт, потому что, выпущенный из сумки по просьбе детей, он на пару часов потерялся. Его искали все, включая стюардесс. Самолет уже приземлился в Мадриде, а поиски все еще продолжались. Лишь когда смолкли двигатели, щенок поскуливанием выдал свое местонахождение.

Миловидная девушка не обманула – в зале прилета меня ждала пара пожилых испанцев, вероятно супруги, причем мужчина держал в руках картонку со словом «Perro». Взяв сумку с вновь уснувшим щенком и сухо поблагодарив, пара удалилась.

… Спустя две недели я снова был в мадридском аэропорту. Без особых проблем сдал «Аэрофлоту» своих туристов и спустился на первый этаж, чтобы встретить новую группу.

Ожидание затягивалось. Пассажиры московского рейса один за другим выходили в зал прилета, но никто из них не бросался в мои объятия, хотя я держал высоко над головой табличку со словом «Гандия». Наконец, две растрепанные женщины кинулись ко мне, наперебой что-то тараторя. Как оказалось, перед вылетом одну из туристок уговорили прихватить для передачи в Мадриде сумку с… щенком. В отличие от моего, этого накачали транквилизаторами основательнее и он продрых весь полет, проснувшись уже на испанской земле. На подходе к паспортному контролю пес начал скулить. Сердобольная курьерша, решив, что щенку надо оправиться, но неохота это делать в сумке, вышла на летное поле и выпустила собачку на свободу. Дальше в ее светлую голову пришла мысль, что пока щенок делает свои дела, она успеет предупредить других членов группы о причинах своей задержки, чтобы они не проникли на территорию Испании без нее. Женщина рванула обратно и предупредила. Потом она вернулась на летное поле и… не обнаружила там щенка. Короче, задержка группы с выходом в зал прилета была связана с тем, что она, группа, в полном составе искала щенка при поддержке полиции и работников аэропорта.

Я вгляделся в толпу встречающих и без труда обнаружил в ней пожилую пару с начертанным на картонке словом «Perro». Чтобы не утомлять читателя, сразу скажу, что щенок (это был уже не спаниель, а колли) все же нашелся и его передали по назначению.

Ночью, везя своих туристов на автобусе в Гандию, я не спал. К тому времени я уже выяснил, что щенок спаниеля в Испании стоит, в пересчете с тогдашних песет на нынешние евро, почти четыре сотни. В Москве же в ту пору в любом подземном переходе можно было за полсотни долларов купить полное ведро щенков любой породы. Оставалось лишь наладить их переправку через рубежи родины, в чем мы сообразительным бизнесменам и оказали безвозмездную помощь.

Когда со следующей группой прибыла еще одна дама с собачкой и передала сумку пожилой супружеской паре, получившей месяц назад из моих рук «подарочного» спаниеля, я только рассмеялся. Но мне стало вовсе не до смеха еще через две недели.

Что-то у «собачьей мафии» не срослось – добрая туристка с щенком в сумке оказалась в наличии, но среди встречающих не было никого с табличкой «Perro». Прождав с полчаса, я загрузил туристов в автобус и повез их привычным маршрутом в Гандию, всю дорогу ломая голову, куда девать щенка таксы женского пола.

Почти неделю псина нелегально жила в моем номере. К счастью, в еде она оказалась непривередливой – с удовольствием лопала новые для себя блюда испанской кухни из ресторана отеля. С уборщицами, от которых скрыть нелегалку было невозможно, я договорился – к тому времени со всем персоналом отеля у меня уже установились дружеские отношения, замешанные на небольших сувенирах из экзотической для них страны под названием Rusia. Этих подарков – матрешек, советских сигарет, дешевых хохломских ложек, значков и прочей ерунды после отъезда каждой группы у меня оставалось великое множество. Туристы привозили их в надежде продать за иностранную валюту, но объем поставок значительно превышал спрос жителей Гандии на подобные вещи. Впрочем, это тема для отдельного рассказа. Сейчас скажу лишь, что, накануне возвращения на родину мои туристы с остервенением вливали в себя так и не проданную водку марок «Русская» и «Пшеничная», а потом, став мягче, оставляли мне весь остальной нереализованный товар со словами «А чего мне с ним дома-то делать?»

Таксу я временно назвал первым словом, которое вырвалось из меня, когда я понял, что за ней никто не приехал в аэропорт. Поскольку я целыми днями был при туристах, сопровождая их на экскурсиях или помогая купить видеомагнитофон, Зараза коротала время в ванной. Отдать в ее распоряжение весь номер было нельзя – она бы так уделала ковровое покрытие пола, что уборщицы меня, несмотря на подарки, утопили бы в гостиничном бассейне. Поэтому выпускалась Зараза на волю только в часы сиесты и по ночам. Несмотря на подобные предосторожности, о необычной постоялице все же стало известно управляющему отеля, который вызвал меня на разборку.

Я честно рассказал ему о происхождении Заразы. А на его вопрос, что я собираюсь с ней делать, изложил созревший у меня план. Я собирался заставить туристку, которая доставила собачку в Испанию, прихватить сумочку с Заразой и обратно. Потом подъехать в «Шереметьево-2» к рейсу, которым в Гандию отправится очередная группа, и вернуть таксу миловидной девушке. Вместе с моей запиской с изложением того, что я считаю нужным изложить.

Не уверен, что мой план удался бы. Но он и не понадобился. Поскольку от Рафаэля скрываться уже не было смысла, я стал выводить собачку на прогулки. Дети Хосе, шеф-повара гостиничного ресторана, однажды столкнувшись с Заразой в холле отеля, с первого взгляда влюбились в нее. Причем настолько, что уговорили отца приютить бедолагу. Это и спасло Заразу от репатриации.

3. Особенности национальной кухни

Самолеты «Аэрофлота» (а другими в 1991 году наши люди не пользовались) прилетали в Мадрид, как и сейчас, ближе к полуночи и в отель я привозил туристов ранним утром. Хорошо помню как, приехав с первой своей группой, я пошел представляться «начальству».

В Гандия-Плайя было немало гостиниц, но лишь несколько из них не закрывались в межсезонье. Владельцы нашего отеля, испанец Рафаэль и англичанин Питер, придумали комбинацию, позволяющую им не закрывать свое заведение на зиму, что очень невыгодно экономически. Ведь, закрывая отель, нужно его консервировать, а весной, соответственно, расконсервировать, что стоит немало. Надо увольнять весь персонал, а потом снова нанимать, но прошлогодние работники, как правило, уже где-то трудоустроились и, значит, надо принимать на работу новых, еще не проверенных людей, а в гостиничном бизнесе это всегда риск. Чтобы не закрываться зимой, Рафаэль и Питер решили в межсезонье принимать группы испанских пенсионеров, путешествия которых в этот период субсидируются государством, а также туристов из СССР. Особых доходов ни то, ни другое принести не могло - отель все равно заполнялся лишь на четверть, но позволяло избежать финансовых потерь.

При первом знакомстве Рафаэль рассказал мне о своем тогда уже полугодовалом опыте общения с нашими туристами.

Однажды утром он обнаружил в холле гостиницы… восточный базар. Выходцы из Средней Азии в байковых длиннополых халатах и тюбетейках (несмотря на августовское пекло) разложили на всех креслах, диванах, стойках и просто на полу товары из своих солнечных республик - ковры, те же тюбетейки, какие-то кувшины и прочие гончарные изделия…

В те времена советскому туристу, выезжающему за рубеж на любой срок, родина позволяла вывести из страны только 100 долларов. При этом полки отечественных магазинов были абсолютно пусты и любой отправлявшийся за границу получал массу заказов - от видеомагнитофона до зубной пасты. Первые наши туристы, посетившие Гандию, обнаружили, что дважды в неделю в разных частях города функционируют уличные рынки. По простоте своей они решили, что достаточно протащить через строгую советскую таможню какой-то товар и можно сбывать его на рынке в Гандии за почти свободно конвертируемые песеты. Все оказалось не так просто. Чтобы торговать на этих рынках, надо получить лицензию, которая стоит немало. За торговлю же без разрешения полагается конфискация товара и штраф, раза в три превышающий стоимость лицензии. Но кто у нас тогда в таких тонкостях разбирался!

Поскольку в Гандию ездили представители одних и тех же нефтеперерабатывающих предприятий, информация о возможной синекуре стала передаваться из уст в уста и наши туристы стали смело внедряться на испанский рынок. На первых порах последствия были плачевные - мои предшественники, гиды-переводчики, замаялись вытаскивать незадачливых коммерсантов из полицейских участков и отмазывать их от штрафов, платить которые, правда, все равно было нечем. Потом была проведена очень трудная, но весьма полезная работа. На длительных и многократных переговорах в мэрии мои предшественники сумели объяснить руководству города, что ситуация в СССР настолько плачевна, что люди готовы пойти на все. Причем торговля на рынках без лицензии это еще не самое страшное, что может произойти, слава Богу, что не было замечено фактов воровства или чего похуже. Отцы города прониклись и разрешили нашим туристам, при обязательном присутствии переводчика, в порядке исключения заниматься торговлей на рынках без лицензии. А еще каждому туристу стали бесплатно выдавать проездной билет на автобус, соединяющий Гандию-Плайя с самим городом. Чтобы не ходили со своими баулами пешком по дорогам, предназначенным лишь для автотранспорта, и не создавали аварийных ситуаций.

В общем, к моему приезду вопрос коммерческой деятельности совтуристов был уже решен. Что привозили? Конечно же матрешки, хохлому, отечественные сигареты, металлические рубли и другие монеты, фотоаппараты. Икру. Водку, которая в те времена, как и все остальное, пришла в полный упадок и пить ее надо было крайне осторожно. В испанских магазинах литровая бутылка «Столичной» или «Московской» стоила около 1.000 песет. Туристы поллитровые бутылки «Русской» и «Пшеничной»  продавали за 300-500 песет. Причем, каждый привозил с десяток поллитровок. Вначале испанцы покупали эту водку из-за экзотики и дешевизны, но когда несколько человек серьезно отравились, вплоть до госпитализации, слух о свойствах национального русского напитка быстро облетел город и спрос на него резко упал. Тем не менее, водку тащили и тащили. И два раза в неделю, нагрузившись этими бутылками, отправлялись на рынок в надежде их сбыть. Надежды оправдывались редко. Накануне отъезда каждый турист вставал перед проблемой - а что, собственно, с этими бутылками делать? Не обратно же тащить! Наиболее шустрые носились по отелю, стучали во все номера подряд и предлагали свой товар сначала за 200, потом за 100 песет, а часто просто дарили. Менее общительные и более жадные предпочитали влить излишки водки в бездонные глотки. Причем, бездонные глотки в необходимом количестве находились всегда. Не трудно представить, в каком состоянии туристы почти поголовно отправлялись на следующий день на заждавшуюся их родину.

Выходцы из среднеазиатских республик, о которых рассказал мне Рафаэль, решили не терять время попусту. Не дожидаясь ближайшего четверга, прямо на следующий же после приезда день они организовали базар в холле отеля «Гандия». Рафаэль, мужик не без юмора, очень смешно пересказал мне про совершенно офигевших от подобной картины испанских постояльцев отеля, не привыкших к подобной простоте нравов. Он  через переводчика распорядился немедленно прекратить торговлю, поскольку помимо всего прочего отель могут очень крупно оштрафовать. Через короткое время в его кабинет заявились представители провинившихся туристов, видимо аксакалы, чтобы попросить прощения. По-испански никто из них, разумеется, не говорил и для Рафаэля так и осталось полной загадкой, о чем же шла речь. В ходе визита аксакалов в Рафаэля  влили стакан теплой водки (в Испании, в августе, в 10 часов утра), ему подарили халат и тюбетейку, заставили все это надеть и по очереди сфотографировались с ним. Затем ему снова налили и, когда он наотрез отказался, махнули по стакану сами. Затем визитеры хором затянули что-то свое национальное. После трех-четырех вокальных номеров и еще двух выпитых бутылок члены делегации отправились в бассейн при отеле. К тому времени там уже было не протолкнуться, но все ошарашено уступали дорогу группе пошатывающихся поющих мужиков в халатах и тюбетейках.

Совсем близкое знакомство Рафаэля с национальной русской кухней произошло, когда группа товарищей, насколько я понял - из Белоруссии, заманила его в свой номер на предмет знакомства и укрепления дружбы между народами двух стран. Поскольку от теплой водки Рафаэль категорически отказался, они стали потчевать его своей незамысловатой закуской. Судя по описанию Рафаэля, отведать ему пришлось бычков, кильку или еще какую-то дрянь в томатном соусе. Не прошло и двух часов, как Рафаэль уже вышел из ближайшего госпиталя после промывания желудка и врачи заверили его, что непосредственной опасности для его жизни уже нет.

Третье, и последнее, застолье Рафаэль пережил буквально накануне моего приезда, провожая предыдущую группу. На этот раз он нарвался на выходцев из Сибири. Каким-то образом сибирякам удалось влить в Рафаэля полстакана чистого спирта и заставить закусить, как я понял из описания и жестов бедолаги, черемшой, зачем-то привезенной в Испанию с родины. Вкусовой «букет» из этих двух компонентов Рафаэль еще явственно ощущал во рту и во время рассказа о вчерашних посиделках в глазах у него стояли слезы.

В завершении разговора, смахнув слезы, он потребовал, чтобы я проинструктировал всех туристов на предмет абсолютной недопустимости привлечения персонала отеля, и прежде всего - руководства, к свои трапезам, застольям и празднествам. Я пообещал не подвести его.

4. Красные дьяволята

Белорусские дети, составлявшие половину моих подопечных, если и пострадали от последствий аварии в Чернобыле, то внешне это не очень проявлялось. Лишь проведя с ними достаточно длительное время, можно было заметить, что с большинством из них не все было в порядке. На первый же взгляд - обычные дети, впервые попавшие за границу, оставшиеся без присмотра родителей и отрывающиеся по полной программе. Трое взрослых, приехавших с ними в качестве руководителей, с огромным трудом справлялись с такой оравой и мне постоянно приходилось участвовать в «разборе полетов».

Детям было категорически запрещено заниматься коммерческой деятельностью, но родители, тем не менее, все равно нагружали их незамысловатым товаром - часами, значками, юбилейными монетами, икрой, иногда даже водкой. Детвора пыталась все это тайно реализовать либо самостоятельно прямо в отеле, либо через своих руководителей на рынке. Кроме перечисленного, привозили с надеждой продать и довольно экзотические предметы. Один парнишка, например, притащил пионерский горн. А некая юная особа 11 лет отроду привезла детскую скрипку. Она всех убеждала, что инструмент старинной работы и, быть может, был изготовлен лично Страдивари. Поэтому просила за скрипку очень много, почти столько же, сколько ее брат хотел выручить за фотоаппарат «Зенит». Фотоаппарат «ушел» сразу же, а скрипку удалось пристроить лишь незадолго до отъезда. Пенсионерка с Канарских островов, купившая ее, понятия не имела, кто такой Страдивари, и скрипку держала в руках впервые в жизни. Ей просто стало жаль девчушку.

Но продать свой товар удавалось далеко не всегда и дети активно искали другие способы добывания местной валюты или товаров народного потребления иностранного происхождения.

Пытливые юные исследователи в первые же дни начали смело экспериментировать со всеми обнаруженными в округе торговыми автоматами. Проведя серию опытов, им удалось выяснить, что автоматы по продаже прохладительных напитков и сигарет категорически не приемлют любые отечественные монеты за исключением самого маленького рубля выпуска 1961 года. Это открытие века было зафиксировано предшественниками моих подопечных, которые, оснастившись столь ценными сведениями, приехали в Гандию во всеоружии, а точнее - с полными карманами «правильных» металлических рублей. Для меня так и осталось загадкой, где они их раздобыли в таком количестве.

Судьба автоматов, находившихся за пределами отеля, меня волновала мало, а вот стоявшие в холле табачный и прохладительнонапиточный аппараты натерпелись. Вскоре после нашего приезда Рафаэль позвал меня в свой кабинет и высыпал на стол целую гору рублей образца 1961 года и каких-то металлических кругляшей аналогичного диаметра. После долгой паузы он сказал, что за последние три дня пришлось пять раз вызывать представителей фирмы, обслуживающей автоматы, чтобы забрать выручку и загрузить товар. При этом, отель сначала оплачивает товар, а при перезагрузке оставляет себе выручку. Таким образом, последние три дня отель торговал не на песеты, а на эти металлические предметы непонятного происхождения. Поскрипывая зубами, я обещал разобраться.

Собрав всех подозреваемых и их руководителей, я провел экспресс-расследование. По поводу «Кока-Колы» все было ясно, вернуть награбленное уже не было никакой возможности, но сигареты-то в товарном количестве зачем им понадобились? Ответ обезоружил – «А родителям мы же должны что-то из Испании привезти! Торговать нам не разрешаете, а где деньги взять?» Пришлось заняться шмоном и конфискацией. Когда я вновь пришел к Рафаэлю с огромным пакетом, битком наполненным табачными изделиями, и пересказал результаты расследования, он, помолчав, сказал, что он, конечно, человек состоятельный, но не настолько, чтобы постоянно обеспечивать куревом незнакомых ему жителей города Мозыря. Поэтому пусть в этот раз содержимое мешка будет подарком родителям маленьких туристов, но чтобы он больше не видел в выручке ни одного постороннего предмета. Пришлось проводить повторный шмон и изымать у юных жуликов остатки «деревянных» и их муляжей. С последующими группами подобная операция проводилась сразу же после приезда.

Но пытливый детский ум не знает преград. Однажды утром, играя в футбол на пляже, один из шкетов нашел в песке монетку в 100 песет. Футбол, купание в еще теплом море и другие радости жизни тут же были надолго забыты. Детвора в полном составе разбрелась по огромному пустынному в октябре пляжу в поисках новых сокровищ. Девочки и мальчики с низко опущенными головами, как спаниели рыскали зигзагами. Самые догадливые даже обзавелись палочками и рыхлили песок перед собой. К обеду стали считать свои богатства - кто нашел 100 песет, кто 200, а кто-то даже 500. С тех пор поисковые мероприятия на пляже стали проводиться регулярно, хотя результаты были уже не столь впечатляющи. Видимо, первый прочес был сделан на совесть и основная часть денежных средств, утерянных в многолюдный летний период, уже была найдена.

Еще дьяволят очень привлекали апельсиновые и мандариновые рощи, окружающие Гандию-Плайя. Плоды некоторых сортов уже созрели и сочные оранжевые шары так и притягивали их к себе. После двукратного общения с представителями полиции, вынужденной реагировать на заявления обкраденных владельцев плантаций, я излил душу Чаро – испанке, приставленной к нам в качестве гида-аборигена. Она, подумав немного, сказала, что эту проблему можно решить. Вечером мы поехали к ее знакомому, у которого была собственная плантация, и за чашкой кофе стали ему рассказывать про положение в СССР, про Чернобыль и его последствия, про особое отношение русских детей к почти круглый год малодоступным цитрусовым, про пресловутые 100 долларов, с которыми приезжают в Испанию наши туристы. Потом спросили, не продаст ли он по оптовым ценам пару-тройку ящиков апельсинов и мандаринов для этих детей. Ничего не ответив, хозяин плантации позвонил кому-то и приказал загрузить в машину столько ящиков, сколько влезет, и отвезти их в отель. Взять за это деньги он категорически отказался.

Вернувшись, мы разделили цитрусовые между детьми, надеясь таким образом раз и навсегда закрыть тему с воровством. Но, как выяснилось позже, они попрятали фрукты в чемоданы, чтобы отвезти домой, а втихаря продолжали подворовывать. Правда, уже не на вывоз, в особо крупных размерах, а столько, сколько могли съесть за раз. Полиция и владельцы окрестных плантаций то ли ничего не замечали, то ли прониклись ситуацией и смотрели на это сквозь пальцы. Уже перед самым отъездом я случайно засек троих жующих охламонов, выбирающихся из апельсиновой рощи. Поинтересовался, почему они это делают, ведь им подарили апельсинов на пару ближайших месяцев. Оказалось, что привлекают уже не столько фрукты, сколько сам процесс проникновения в чужие владения, риск быть пойманными на месте преступления и радость от того, что удается уйти незамеченными.

Чтобы как-то отвлечь подрастающее поколение от бурной и неконтролируемой деятельности, нам с Чаро постоянно приходилось придумывать какие-то мероприятия. Договорились с соседней школой и три раза в неделю стали водить детей на уроки керамики - их учили что-то лепить из глины, а я переводил. По вечерам устраивали в отеле карнавалы, мастерили костюмы из подручных средств, даже рулоны туалетной бумаги шли в ход. Как-то Чаро привезла целую сумку кокосов, мы завели детей в тростниковые заросли и устроили конкурс - кто первый сможет вскрыть кокос и отведать его содержимое.

Проживавшие вместе с нами в отеле испанцы, в основном пенсионеры, очень тепло относились к маленьким белорусам, зная, откуда они - чернобыльская история была еще у всех на слуху. Детям все время что-то дарили - жвачку, открытки, авторучки, иногда подержанную, но вполне еще приличную одежду и обувь. Работники отеля иногда забирали нескольких детей к себе домой, знакомили со своими чадами, угощали мороженным и водили на аттракционы.

Через месяц, уезжая домой, многие дети плакали, зная, что вряд ли они еще когда-нибудь попадут в эту гостеприимную страну с теплым морем и жарким солнцем, с добрыми и снисходительными людьми, глупыми автоматами и бескрайними апельсиновыми рощами.

5. Эльдар и Эльвира

Когда тургруппа, в которую входила эта семейная пара из Уфы, была доставлена ночью из аэропорта в отель, и началось расселение по номерам, портье вошел в легкий ступор. Мужа звали Эльдар, жену – Эльвира, и он никак не мог понять, почему вдруг русские, по его мнению, имена постояльцев дружно начинаются с испанского артикля «el».

Наутро Эльвира поразила всех, выйдя к завтраку в кимоно, расшитом китайскими драконами. Позже выяснилось, что сшила она его сама, ткань на наряд была куплена с запасом и из ее остатков удалось пошить еще и трусы Эльдару, которыми он вскоре  блеснул на всю Гандию.

Свое имя Эльвира получила от родителей. Была она представительницей титульной нации, населяющей Башкирию, в которой девочек через одну называют Земфирами, Эльвирами, Элеонорами и другими красивыми именами. А вот Эльдар стал таковым по собственной воле.

Сначала он был Василием и так его звали вплоть до возвращения из армии. На гражданке у Василия быстро сформировались две страсти – алкоголь и кинематограф. Пил он часто и до полной отключки. По выходным он ходил в кинотеатр на утренние сеансы (билеты на них стоили копейки), а потом уже пил до отключки. Так продолжалось, пока он не познакомился с Эльвирой.

Оба они работали на нефтеперерабатывающем заводе, Эльвира – в бухгалтерии, а Василий в ремонтных мастерских автопарка. Субботник столкнул будущих супругов нос к носу, когда все участники мероприятия собрались на заводских задворках, чтобы «обмыть это дело». Сказав случайной соседке по «столу» какую-то банальность, Вася услышал в ответ: «Меня зовут Эльвира. А вас?» Фильм «Афоня» он смотрел много раз и мгновенно ответил: «А я Эльдар». В фильме главный герой именно так «клеил» себе подружек: если дама представлялась Изольдой, он называл себя Тристаном, если говорила, что ее зовут Людмила, он назывался Русланом. Выбор в пользу Эльдара был не случаен: Василий обожал комедию «Необычайные приключения итальянцев в России» и вообще очень уважал Эльдара Рязанова за присущий ему искрометный юмор.

Познакомившись, молодые люди стали встречаться. Эльвира была уверена, что ее избранника действительно зовут Эльдаром, ей очень нравилось подобное созвучие их имен и виделся в нем знак судьбы. Когда дело пошло к свадьбе, Василий, чтобы не разочаровывать невесту, сменил имя официально. В ЗАГСе пошли навстречу – уж очень забавную причину он обозначил в своем заявлении: мол, половину котов в их дворе зовут Васьками и он устал высовываться в окно, когда какая-нибудь бабка зовет своего питомца домой.

Друзья к метаморфозе отнеслись с интересом – не часто на твоих глазах собутыльник Васька становится Эльдаром. Благодаря новому имени бывший Василий превратился сначала в заводскую легенду, а потом и в городскую. Он вполне мог бы быть прототипом для песни Высоцкого «Если я чего решу, то выпью обязательно». Подвиги Васьки-Эльдара на этой почве составляли часть местного фольклора. Но если раньше из уст в уста они передавались с преамбулой «А вот один мужик…», то теперь безымянный мужик стал обозначаться вполне конкретно: «Эльдар с нефтеперабытывающего».

Как-то на заводе объявили аврал: высокое начальство пожелало нанести визит на предприятие. К событию основательно подготовились – покрасили все, на что хватило краски, часть территории, куда могли заглянуть гости, вымыли чуть ли не с мылом, некоторым рабочим выдали новые спецовки. Но в последний момент визит был перенесен и совпал с днем, когда выдавали аванс. Начальство, прекрасно зная, что творится на заводе в дни аванса и получки, удвоило охрану на проходных и договорилось с милицией о патрулировании бесконечного заводского забора. Объявили, что за попытку проноса на территорию спиртных напитков попавшиеся будут немедленно уволены. В этих нечеловеческих условиях Эльдар поспорил, что протащит на завод десять бутылок водки, и спор выиграл. Разве могли на проходной сообразить, что десять «пузырей» покоятся на дне ведра с краской? Вернее, слой краски составлял не более сантиметра, а весь остальной объем ведра, за исключением бутылок с водкой, занимала обычная вода.

Эти детали из жизни семейной пары мне рассказали другие туристы из Уфы, работавшие на том же заводе. А разоткровенничались они после того, как Эльдар совершил свой очередной подвиг, о котором потом долго вспоминал весь персонал отеля.

Во время экскурсии по Гандии Эльвира совершила ошибку. Оставив Эльдара без присмотра, вместе с другими туристками она зашла в магазинчик косметики. Лишь пять минут понадобилось Эльдару, чтобы заскочить в соседнюю лавку, на пальцах поторговаться и «сдать» там свой фотоаппарат «Зенит» за пять тысяч песет. Сумма, ныне это 30 евро, может показаться не столь уж большой, но во времена, когда все это происходило, литр молодого и прекрасно сбивающего с ног вина в Испании можно было купить всего за 50 песет. Так Эдьдар обзавелся неподконтрольной жене валютной заначкой, сказав ей, что фотоаппарат украли, когда он забыл его в холле отеля. Скандал по этому поводу был грандиозный. Эльдар перенес его стойко, внутренне усмехаясь и прикидывая, где бы спрятать свои капиталы.

В то утро группа отправлялась на экскурсию в Валенсию. Накануне Эльдар после ужина ускользнул из-под надзора Эльвиры. Спустя пару часов те, с кем он пил, принесли бесчувственное тело в номер и сдали супруге. Эльвира знала, что когда муж напивается до потери сознания, рано утром поднять его невозможно даже на работу, не говоря уже о какой-то экскурсии. Знала она и то, что, проснувшись, он устремится тушить свои горящие трубы. Поэтому мудрая женщина перенесла всю одежду и обувь мужа в соседний номер, где жила ее знакомая, повесила на ручку двери табличку «Не беспокоить», чтобы уборщица ненароком не освободила Эльдара, а ключ от своего номера и все финансы семьи взяла с собой на экскурсию. Перед этим она провела тщательный обыск и, сказав «Сволочь!», конфисковала заначку мужа – остатки денег, вырученных за фотоаппарат, притаились за бачком унитаза.

Как и ожидалось, Эльдар пробудился поздно. Отсутствие жены его обрадовало – можно без скандала идти «лечиться». Сунув руку за унитаз, он расстроился, но изобретательный ум тут же подсказал ему план Б. Размах трагедии он оценил, выяснив, что ему нечего надеть, а номер заперт. В коридоре стояла тишина. Минут пять поколотив кулаком в дверь, он бросился к телефону. Ему ответили, но как, не зная ни слова по-испански, объяснить, что тебя надо выпустить? Эльдар вышел на лоджию и внимательно пригляделся к высокой пальме, ствол которой располагался метрах в трех от него. Этот ствол сплошь был покрыт черенками от обрубленных и отпавших ветвей. Эльдару подумалось, что оказавшись на пальме, будет очень просто спуститься вниз, используя эти черенки как ступеньки.

Неизвестно, как долго Эльдар готовился к своему прыжку с четвертого этажа, чтобы долететь до пальмы и начать спуск, открывавший путь к блаженству опохмелки. У немногочисленных гостей отеля, не отправившихся на пляж или на экскурсии, а также у обслуживающего персонала кровь застыла в жилах от дикого крика, переходящего в нечеловеческий вой и сопровождаемого иностранными ругательствами. Выбежавшим на улицу и на лоджии предстала такая картина. На пальме, обхватив ее руками и ногами, висел и орал благим матом мужик в трусах, расшитых драконами. Под весом своего тела он мало-помалу съезжал по стволу вниз и острые черенки срубленных листьев буквально сдирали с него кожу. Когда боль стала невыносимой, мужик разжал руки и спиной вниз полетел в заросли алоэ.

На родине Эльдара этот кактус зовется столетником и выращивается в цветочных горшках как лекарство от всяких хворей. В Испании же он растет на газонах и вымахивает выше человеческого роста. Конечно, иголки этого растения не так ужасны, как у других кактусов, но если упасть с такой высоты в алое – тоже ничего хорошего не жди. Жирные и упругие листья амортизировали падение Эльдара, но в качестве платы за спасение своими иголками изодрали то, что на теле Эльдара еще не изодрал ствол пальмы.

В отделении скорой помощи не очень удивились, когда привезли Эльдара. Там давно уже привыкли к тому, что с русскими туристами постоянно что-то случается. Продезинфицировав многочисленные порезы, что-то забинтовав, а остальное заклеив пластырем, медики, хихикая, вернули Эльдара полицейским, которые и доставили его обратно в отель, чтобы он не разгуливал по городу босиком и в основательно изодранных трусах с драконами.

Подобный вид, впрочем, нисколько не помешал Эльдару тут же навестить ближайший бар, где в обмен на советские часы, которые тогда были в моде, его не отказались довести до кондиции. Портье подхватил истерзанного постояльца в дверях, сопроводил его в номер, открыв дверь запасным ключом, и заботливо уложил в постель.

Эльвира, вернувшись вечером с экскурсии, очень удивилась, обнаружив мужа в том же состоянии, в каком оставила – до подбородка укрывшись простыней, чтобы согреться (кондиционер работал на полную мощность), Эльдар, лежа на спине, оглушительно храпел. Утром, выгоняя мужа на завтрак, она содрогнулась, сбросив с него простыню - перед ней лежала забинтованная и обклеенная пластырем мумия. Давать показания Эльдар наотрез отказался и о том, что же случилось во время ее отлучки, Эльвира узнала лишь от меня. Мне же, давясь от смеха, рассказали о подвиге Эльдара очевидцы.

6. Соло для пионерского горна

Дон Альберто стал полноценным доном лишь недавно и еще толком не привык к этому стандартному для Испании обращению. Много лет его называли «товарищем Кастильо» или, в менее официальной обстановке, Альбертом Фернандовичем. В тридцатые годы, спасаясь от гражданской войны, с другими испанскими детьми он покинул на корабле родную Валенсию и остаток детства провел в советских детдомах. Когда появилась возможность вернуться на родину, дона Альберто уже намертво привязали к чужой стране русская жена и дочь-пионерка, вполне довольные жизнью там, «где так вольно дышит человек». Можно ли было уговорить их перебраться жить в страну, изнывающую от «фашистского режима генерала Франко», как убеждала советская пропаганда? Наверно, да. Но дон Альберто не особенно на этом настаивал, поскольку и сам чувствовал себя в Советском Союзе совсем неплохо – закончив институт, он стал работать инженером на заводе, потом старшим инженером, а в итоге дорос и до главного. Разве можно было рассчитывать на подобный статус в Испании, где все пришлось бы начинать сначала?

Потом дочь выросла и, основательно выучив испанский язык в московском инязе, уехала работать на Кубу. Там она познакомилась с испанцем, вышла за него замуж и перебралась в Испанию, на всякий случай даже не заехав перед этим на родину.

Выход на пенсию совпал у дона Альберто с началом глобальной перестройки в Стране Советов. Он стал настойчиво уговаривать жену на закате жизни уехать в Испанию, чтобы быть поближе к дочери и двум уже имевшимся на тот момент внукам, но… Жену свалила тяжелая болезнь, из которой она так и не смогла выкарабкаться. Лишь похоронив супругу, дон Альберто начал оформлять свое возвращение на родину.

Уже после эвакуации единственного сына в Советский Союз, отец дона Альберто погиб на фронте, защищая Республику. Спустя несколько лет его мать сошлась с представителем лагеря победителей – военным, карьера которого резко пошла в гору после окончания войны. От этого союза появился на свет младенец – младший  брат дона Альберто, которого назвали Рафаэлем.

Приехав в Испанию, дон Альберто стал жить в Мадриде в семье дочери, но периодически приезжал в Гандию, где в его распоряжении всегда был номер и полный пансион в отеле, совладельцем которого был Рафаэль.

… Белорусские дети чего только не привозили с собой в Испанию, надеясь выгодно продать. Одна девочка, например, приехала с детской скрипкой, уверяя всех, что инструмент весьма старый и дорогой, сработанный чуть ли не лично Страдивари. Крупных знатоков музыкальных инструментов, которым бы имя Страдивари что-то говорило, на рынке в Гандии не нашлось, и под конец своего отдыха девочка, пустив слезу, рассталась со своей скрипкой, получив взамен всего-то пять тысяч песет. По тогдашнему курсу это не дотягивало и до полусотни долларов. Гораздо больше повезло пацану, зачем-то притащившему в Испанию пионерский горн. Он наверняка и сам не ожидал,  что этот атрибут уходящей в прошлое советской эпохи будет куплен у него в первый день за те же пять тысяч песет, хотя с радостью расстался бы со ставшей ненужной трубой и за сумму впятеро меньшую.

Новым обладателем горна стал дон Альберто, который в своем советском детстве был отрядным горнистом. Обретение горна доставило ему такую бурную радость, что он не мог не поделиться ею со всеми обитателями отеля. Ранним утром бывший горнист выходил на лоджию своего номера и трубил подъем, на мелодию которого еще первые поколения советских пионеров придумали слова «Вставай, вставай дружок с постели на горшок». В два часа дня в ресторане отеля начинался обед и за пять минут до него дон Альберто с энтузиазмом трубил «Бери ложку, бери хлеб и скорее на обед». Заканчивался же каждый день грустной балладой «Спать, спать по палатам пионерам и вожатым». При этом дон Альберто трубил отход ко сну не в какое-то определенное время, а перед тем, как сам укладывался спать. А случалось это порой весьма и весьма поздно.

Как-то, поднимаясь в лифте с пожилой туристкой, приехавшей с Канарских островов, дон Альберто решил похвастаться перед ней своим замечательным горном и умением в него дудеть. Звуки, изданные трубой в крохотном замкнутом пространстве, оказались настолько пронзительны, что старушка рухнула без чувств, не успев толком оценить исполнительское мастерство горниста-ветерана.

Жалобы некоторых обитателей отеля никаких результатов принести не могли. Какой смысл жаловаться на чудачества брата владельца отеля? Рафаэль, тщательно подбирая слова, настоятельно попросил впавшего в детство старшего брата лишь об одном: прекратить свои репетиции в послеобеденный период, когда многие постояльцы укладывались на традиционную сиесту. Некоторые из них не без оснований расценивали игру на трубе в это священное время как особый цинизм.

… Однажды в воскресенье Рафаэль, чтобы познакомиться поближе, пригласил меня на обед, на котором присутствовал и дон Альберто. Дело происходило на квартире у Рафаэля, расположенной на последнем этаже высотного здания всего-то в полутора километрах от отеля. Отобедав, мы вышли на огромную террасу, уселись в шезлонги и предались традиционным испанским излишествам – кофе, коньяк, ликеры, сигары. Меня слегка разморило, а братья завели неторопливый разговор. Каждый о своем.

- Посмотри, какую мощную подзорную трубу мне привезли из России, - хвалился Рафаэль. – Представляешь, как удобно? Я теперь, даже находясь дома, могу контролировать все, что происходит в отеле. Но главное не это. Даже когда я не слежу в трубу, служащие знают, что я в любой момент могу их увидеть, и не позволяют себе расслабиться.

- Ты представь, я пятьдесят лет не дудел в такой горн и вдруг вижу его в руках у этого мальчишки, - отвечал дон Альберто.-  Меня аж затрясло всего от радости. Да я бы ему не пять тысяч заплатил, а пятьдесят, если бы он попросил!

- Да, когда чего-то очень хочется, никаких денег не жалко. Я полгода назад возвращался их Буэнос-Айреса. Прилетел в Мадрид, а на душе погано-погано. С женой перед отъездом крупно поругался. Дочь связалась с каким-то бездельником. В отеле дела идут не очень. Переговоры в Аргентине прошли не так, как хотелось. Чем бы, думаю, себя порадовать? Придумал. Пошел и купил «Феррари» красного цвета. Пока доехал до Гандии, настроение пришло в норму.

- …  Летом мы ходили в походы, жили в палатках на берегу реки, в лесу, а по вечерам жгли огромные костры, которые назывались «пионерскими». Ты когда-нибудь ел картошку, печеную в углях? Не представляешь, как это вкусно! Про это даже была какая-то песня… Что-то  типа «Ах, картошка, до чего ты хороша…» Разве в Испании могут быть такие песни?

- Ты посмотри, что у бассейна творится! – отвечал Рафаэль, не отрываясь от своей подзорной трубы. – Кто-то случайно разбил стакан и никто не торопится убирать осколки. Если через три минуты никто не уберет, уволю всех и наберу новых. А если кто-то из постояльцев ноги себе порежет, уволю всех без выходного пособия…

- … Я был горнистом, а астуриец Маноло – нашим отрядным барабанщиком. Он потом пошел добровольцем воевать с немцами, когда те напали на Россию, и погиб под Сталинградом…

- На третьем этаже русские опять пьянку устроили. Если как вчера хотя бы одну бутылку вниз бросят, всех выселю! Я уже устал с полицией разбираться…

- А в 39-м меня и еще несколько человек из нашего детского дома отправили в Артек – это был такой знаменитый детский лагерь в Крыму. Там чуть-чуть похоже на Валенсию – море, тепло. Я в Артеке тоже был отрядным горнистом…

- … Эти белорусские дети сводят меня с ума. Смотри, опять обливаются водой с одной лоджии на другую, прямо над входом в отель.  Сейчас кого-нибудь из постояльцев снова обольют, скандал будет…

Стемнело и Рафаэль наконец оторвался от своей подзорной трубы. Дон Альберто достал из принесенной с собой сумки пионерский горн, продул мундштук, аккуратно вставил его на место и, немного погримасничав, чтобы размять губы, заявил:

- Послушайте, как я трубил общий сбор, когда надо было провести какое-нибудь собрание.

В небе над Гандией полыхала огромная Луна. В жаркой августовской ночи пионерский горн выводил тревожную мелодию, как и пятьдесят лет назад звавшую немедленно бросить все дела и стремглав мчаться на общий сбор по какому-то наверняка очень важному поводу…

Александр ПЕУНОВ

Опубликовано в газете "Эспаньола"

(c) 2008, Ediciones Rusas Mediana, S.L., "Эспаньола"