К усам Симочкин был равнодушен, хоть и знал, что те люди, у которых они были в прошлые времена и есть сейчас, почему-то очень везучие. Как великий человек, или известный, богатый, то чаще с усами. Примеров хоть отбавляй, начиная с того же Платона, а вслед за ним не перечислить, один XX век чего стоит: Чапаев, Буденный с десятком других героев Гражданской войны. А среди художников, писателей, артистов театра и кино? Великий Чарли Чаплин с известным персонажем, которого он неподражаемо играл. У Гогена были усы, у Чемберлена, сбиться со счету можно. Или Сальвадор Дали и его всемирно известные усы...

«А может у иных усы предполагают гениальность? - размышлял Симочкин, чья жизнь как безработного в другой стране была сплошным затяжным до­сугом. - Они же, усы, нечто вроде  двух антенн, вздернутых к небесам. Ловят с небес сигналы, которые потом рождают в тайниках безграничного сознания человека вдохновение, творческий азарт. В общем-то человек, надо сказать прямо, существо странное, он даже взрослым и даже в глубокой старости, несмотря на все огорчения и разочарования в жизни, продолжает оставаться где-то ребенком, чистым таким... И все продолжает верить большей значимости человека при усах, видя в этом какой-то особый, таинственный знак. Верит, несмотря даже на разочарования в иных людях с усами».

Эти мысли об усах и их роли в истории человечества как-то породили в сознании Симочкина неожиданную идею.

«А может усы, причем именно в стиле Дали, потому как он не злой, а добрый и великий гений в отличии от иных, помогут мне устроиться на работу? - спрашивал у себя Симочкин, - Сработает традиционное мышление - раз с усами, значит особый человек, незаурядный, с потенцией, надо ему помочь. Немедленно отпускаю усы, сию же минуту...»

Каждый день Симочкин разглядывал себя в зеркало и радовался, видя, как отрастают у него усы. Утром, просыпаясь, он спешил к зеркалу и делал замер на одном из кончиков усов, чтобы на следующее утро знать, насколько он отрос и по такому подсчету уже заранее предполагать, когда кончики усов отрастут до должной, интригующей высоты. В целом на ожидание этого ушло неполных три месяца. Надо сказать, что усы Симочкина никак не соглашались расти интригующе кверху, как у его любимого художника. Более того, они росли книзу, придавая выражению лица Симочкина унылый, если не сказать обреченный вид, что не вселяло никакой надежды для устройства на работу.

«Везет же вот даже моржам, они у них у всех кверху, а у меня они почему-то как у бомжа книзу», - рассуждал перед зеркалом Симочкин, стараясь всеми средствами удержать кончики усов вздыблен­ными.

Симочкин перепробовал практически все средства чтоб удержать свои усы на высоте - намыливал кончики их, смазывал кремами и маслами, экспериментировал с разными клеями - безуспешно.

«Надо же, у иных людей они сами по себе, от природы кверху растут, - все больше отчаивался Симочкин. - Без всяких усилий, вспомогательных средств. Вот, к примеру, у товарищей Чапаева и Буденного. А мне не повезло... Как там моя Анка сейчас с сынулей моим Витяней? Как бы не забомжевали, уж давно не высылал им ни гроша. Но где их взять гроши-то, если не нахожу работы и еле свожу концы с концами? И теща как назло заболела, на одни лекарства для нее сколько денег ухлопал, машину бы мог на них купить со вторых рук приличную, чтоб перепродать у себя на Орловщине. Уж была бы теща как теща, а то ведь злыдня. Эх, жизнь-злодейка, судьба-индейка!»

Симочкин совсем бы отчаялся, если б кто-то не подсказал ему, что любые волосы могут торчать крепко, несгибаемо и надежно в любом направлении, если для этой цели купить специальный лак-закрепитель. В тот же день он купил чудо-лак и, ликуя, поднял-таки кончики своих усов на должную высоту... И в тот же момент обнаружил, глядя в зеркало, необыкновенное сходство своей скромной персоны с любимым им великим художником.

«Живой Дали! - не удержался от восторга Симочкин, разгля­дывая себя в зеркале, - Воскресший, можно сказать. Еще бы кисть в руки, палитру, а для смелости еще и поллитру. Да с такими гипнотическими усами-антеннами пусть попробуют только отка­зать в работе в стране развитой демократии, свободы и прав человека...»

В тот же день Симочкин отправился искать работу. Разумеется, на перевоплощение целиком и полностью в образ великого художника он не тянул, кое-чего для этого у него от природы не хватало. Но зато для не менее привлекательного образа клоуна, Симочкин вполне был подготовлен - в школе он играл в художественной самодеятельности разные роли. В том числе главную в спектакле по роману Генриха Беля «Глазами клоуна».

«Значит так... Представлюсь артистом цирка, - размышлял по пути Симочкин, входя в образ. - Внешность у меня теперь в самом деле экстравагантная, усы стоят кверху на должном уровне. А вот и первая точка - ресторан. Зайдем-ка в него, товарищ Симочкин, может и возьмут на работу. Надо только с моей внешностью, в общем-то смешной, вполне даже клоунской, держаться с хозяином ресторана серьезно, но ни в коем случае грустно. Это будет подкупать и смешить одновременно... Иногда надо шевелить кончиками усов, как бы в знак согласия с хозяином, особого уважения к нему. И куда он тогда денется?»

Хозяином ресторана оказался очень серьезный человек с лицом убежденного холостяка по имени Хосе Морено Кайтано. С подчеркнутой вежливостью он пригласил Симочкина в свой кабинет и даже усадил его как почетного гостя в свое кресло, уже успев узнать, что к нему пришел устраиваться на работу бывший профессиональный клоун из любимого им с детских лет цирка.

- Стало быть, вы не просто клоун, а заслуженный? - с уважением переспросил Симочкина дон Хосе. - Для меня большая честь познакомиться с артистом знаменитого на весь мир русского цирка.

Симочкин не без важности шевельнул кончиком левого уса, стараясь быть очень серьезным.

- Да, был заслуженный, - подтвердил без всякого смущения Симочкин, считая свою ложь вынужденной, а значит святой. - Обещали дать звание «народного» с условием, если вступлю в ряды нашей самой прогрессивной партии эпохи застоя. Но тут началась Перестройка, а с ней пересмотр партии со всеми ее членами и кандидатами в члены. Короче, как говорят у нас, «цирк сгорел, а клоуны разбежались». А у меня семья, понимаете ли. Жена, донья Анна, вместе с ребенком, симпатичным «чавалом» с испанским именем Виктор. А еще престарелая  теща, донья Варвара Никодимовна. В общем, не до цирка стало, как бы выжить элементарно. Вот и приехал я сюда.

- Да, грустная история, - со всей искренностью посочувствовал дон Хосе, внимательно выслушав Симочкина. - Но не беспокойтесь, вы со своими чудо-усами нигде не пропадете. Даже при самом затяжном экономическом кризисе...

В тот же день Симочкин приступил к работе в качестве старшего помощника шеф-повара в ресторане дона Хосе.

... Поднакопив денег и дождавшись заранее оговоренного с доном Хосе двухнедельного отпуска, Симочкин, накупив подарков, полетел домой. Его вздыбленные к небу усы произвели в родном селе настоящий фурор. Утром, с трудом разлепив глаза после бурного ночного застолья по случаю приезда испанского кормильца, Симочкин, несмотря на головную боль, сразу почувствовал некий дискомфорт. Кинувшись к зеркалу, он заглянул в него и... остолбенел. Усов не было. Вернее, поросль на верхней губе осталась, а вот антенн, смотрящих в небо, как не бывало.

Понуро прибредя на кухню, Симочкин задал стряпавшей завтрак Анке только один вопрос:

- Зачем?

- Затем! – улыбаясь ответила жена. – Чтоб зрения не лишиться. Они ж у тебя как штыки торчали, ты мне ночью, когда миловаться полез, чуть глаза ими не повытыкал!

Симочкин понял, что его карьера клоуна, а заодно и помощника шеф-повара в ресторане дона Хосе подошла к концу.

Руслан ГАЛАЗОВ

Опубликовано в газете "Комсомольская правда в Испании"

(c) 2006, Ediciones Rusas Mediana, S.L., "Комсомольская правда в Испании"