Мигель Вальес "С советскими партизанами"

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эти воспоминания, написанные Мигелем Вальесом Викуньей в 1967 году и в которых описывается несколько эпизодов войны, нужно читать в контексте тех лет и с учетом обстоятельств его необычной жизни.
В 1937 году его 16-летнюю сестру Пилар расстреляли фашисты. Сам он добровольцем ушел на фронт защищать Республику. В 17 лет его отправили в СССР, в школу летчиков, расположенную в Кировабаде. Вторая Мировая война разрушила все его планы. Не имея возможности вернуться на родину, он вместе с другими испанцами пошел работать на один из харьковских заводов. Во время войны сначала воевал в партизанском отряде, затем в рядах Красной Армии был летчиком-истребителем. После демобилизации выучился на инженера и адвоката. Около 10 лет работал на Кубе, а в 1983 году вернулся в Испанию. Умер в Мадриде в 2005 году.
Мемуары, написанные на испанском языке, были переданы в редакцию вдовой автора Раисой Георгиевной Вальес. В процессе перевода и подготовки к публикации она рассказала немало интересного о том, как складывалась их совместная жизнь. Она также любезно предоставила фотографии из семейного альбома – красноречивые свидетельства тех далеких лет.

Несмотря на некоторую пафосность, воспоминания Мигеля Вальеса - бесценное свидетельство о судьбах испанцев, с оружием в руках боровшихся с фашизмом и внесших свой вклад в Победу. В процессе перевода было решено сохранить стиль автора, позволяющий лучше понять мотивы, которыми руководствовались испанские иммигранты, ставшие непосредственными участниками Великой Отечественной войны.

С советскими партизанами

Февраль, раннее утро. По московским улицам быстро и элегантно движется «Волга», везя нас в один из аэропортов столицы. День обещал быть холодным, чистый снег ложился на асфальт. Так Москва прощалась нами.

Впереди была новая жизнь. Позади оставались годы, прожитые в этой стране, и ее братский народ. Сколько воспоминаний связано с тем днем, разделившим нас… Знакомые места, борьба с фашизмом на фронтах Отечественной войны, трудности и радости, горе, успехи. И лица павших товарищей…

Сквозь ели, стоявшие вдоль дороги, нам виделись далекие дни, полные романтики. 1938 год…

Мы были молоды, полны веселья и энтузиазма. Мы были частью героической Народной Армии, защитниками Республики, которые прибывали в СССР, чтобы научиться управлять боевыми самолетами, предоставленными нам великим государством Октябрьской революции. Это был акт солидарности с нашим затравленным фашизмом народом, который предали буржуазные и социал-демократические правительства.

Нашей целью было освоение военного искусства, защита свободы и суверенитета нашего героического народа в справедливой борьбе за независимость. Мы приехали в СССР, чтобы потом снова воевать в Испании – более умело, с большей ненавистью к врагу.

… «Волга» все больше отделяла нас от героической Москвы – столицы страны, 230 миллионов жителей которой одарили нас своей любовью, были с нами солидарны и всячески помогали. Москва прощалась с нами, как раньше это сделал Ленинград – колыбель революции, город «Авроры», - принявший нас как родных.

Когда мы приехали в СССР, страна готовилась выполнить план третьей пятилетки. Это был полный триумф социалистических форм хозяйствования, канун коммунизма. Новый мир открывался перед нами. Взаимоотношения людей и преимущества новой модели производства имели общую цель – полностью покрыть нужды, как материальные, так и духовные всего общества. Становилось понятно, ради чего мы воевали на родине. Наши убеждения окрепли после того, как мы интегрировались в советскую жизнь.

Когда сопротивление испанского народа было подавлено, а страна потеряна, нас по-братски приняли в СССР, где мы обрели вторую родину…

Мирный труд советского народа был прерван в июне 1941 года. Фашизм, кошмар первой половины XX века, превратил миллионы свободных людей в рабов, уничтожил тех, кто не подчинялся, он разрушал, затыкал рты, убивал. Ненависть и ненасытные амбиции бросили коричневого зверя в атаку на СССР. Он стремился к абсолютной гегемонии, мечтая уничтожить все достижения социализма, но его слепота и непомерный аппетит вели его к неизбежной гибели.

… В те дни Харьков, где мы работали на заводе «Серп и Молот», подвергался бесконечным бомбардировкам. Улицы были в руинах. По ночам рвались бомбы, тьму разрезали лучи прожекторов. Ненавистная свастика уносила жизни невинных людей. В ответ на призыв партии и советского правительства народ встал на защиту Отечества. Мы, испанцы, тоже подключились к борьбе, сначала на военном производстве, потом с оружием в руках.

Враг угрожал городу. Военный транспорт все чаще можно было видеть на его улицах. Количество раненых стремительно росло. Артиллерийская канонада слышалась за горизонтом. Наша работа на заводе постоянно прерывалась бомбежками. Нехватка сырья не позволяла организовать выпуск продукции в необходимом объеме. Началась эвакуация гражданского населения.

Мы не могли понять, почему нам запрещают вступать в ряды бойцов. Почему нас, тех, кто всего два года назад расстался с оружием, так оберегали? Объяснение могло быть только одно: советский народ, дав нам убежище, стал ответственным перед Испанией за нашу безопасность, и, жертвуя собой, выполнял свое обещание уберечь нас.

Необходимо было что-то сделать, чтобы принять участие в войне. Мы не могли сидеть, сложа руки, когда вокруг проливалась кровь, когда тысячи женщин, детей и стариков погибали от бомб и снарядов, когда на фронте дела шли не так хорошо, как хотелось бы.

Мы решили сдавать кровь для переливания раненым в госпиталях. Испанская и русская кровь не в первый раз смешались в борьбе за счастье человечества. На полях сражений в Кастилье, Арагоне и Каталонии земля пропиталась кровью испанцев и советских бойцов. Герои из далекой страны лежат там в братских могилах вместе с нашими воинами.

Мы хотели помочь хоть этим. Сдавать кровь пошли все – это был наш вклад в войну. Наша клятва об активном участии в битве постепенно сбывалась. Советские люди были нам благодарны, мы чувствовали признательность мужчин и женщин, которые, как и мы, сдавали свою кровь. Мы стали частью этого народа.

Физически ослабшие, но сильные духом, мы шли на завод, когда вой сирен оповестил нас о новой воздушной атаке. На город посыпались бомбы. Комья земли и камни вперемешку с кусками металла наполнили воздух. Горели школы, рушились больницы - нашим глазам, покрасневшим от пыли и дыма, открывались ужасные картины.

Раненых становилось все больше, им нужна была помощь. Группа женщин была ослеплена взрывом фугаса рядом с продуктовым магазином. Чуть впереди несколько детей лежали без движения. Их маленькие тела были растерзаны осколками. Стоны раненых, гнетущее молчание погибших. Гнев, боль, ненависть! Как нам было стыдно! Почему мы, полные сил, стояли посреди этой улицы? Почему не находились в строю, там, где нам положено? Что мы могли потерять? Жизнь? Но ведь защита народа этого требовала! Разве ради этого не погибали ежедневно тысячи советских бойцов?

Тогда на поле боя решалась не только судьба первой социалистической страны в мире, но и будущее всего человечества – быть или не быть нам свободными людьми. И у нас появился план. Было ясно, что в Харьков войдут враги. Но мы покинем город последними, приняв участие в уличных боях. Затем те, кто сможет вырваться, проберутся в лес и будут воевать в рядах партизан.

Реализовать задуманное мы договорились с другой группой испанцев с тракторного завода, которые уже сформировали свой отряд во главе с товарищем Унгрия.

Обсуждая свой план, мы добрались до завода. Начальник цеха давал распоряжения. По резкости его жестов было видно, что происходит что-то необычное. Поступил приказ об уничтожении завода - эвакуации всего, что можно, и подрыве зданий. Врагу не должно было достаться ничего.

Услышав распоряжение, рабочие застыли. Все молчали, окончательно поняв, что город не отстоять, что враг скоро захватит их дома, завод, присвоит их имущество, а их семьи станут рабами фашистов.

Знаете, что означает снос завода, построенного собственными руками в то время, когда промышленность в стране бурно развивалась, требуя ради этого многочисленных жертв?

При социализме в первую очередь возводятся школы, больницы, заводы и дома. Главная цель - укрепить экономику, что позволяет народу вырваться из-под ига капитализма, умышленно держащего людей на положении рабов. Именно поэтому столько радости и энтузиазма у советских людей вызывали первые фабрики и заводы, построенные при социализме. Это было удовлетворение от проделанной тяжелой работы, радость от того, что у тебя есть будущее. И можно представить себе, что чувствуешь, когда надо разрушить свой завод, а с ним и свое будущее.

Мы видели, как суровые и обремененные жизненным опытом мужчины смахивали слезы, эвакуируя и уничтожая свой завод. Начальник цеха, с отеческой заботой учивший нас секретам мастерства, оторвав от пола токарный станок, на котором мы работали, сказал:

- Я участвовал в революции и гражданской войне, провел на этом заводе лучшие годы своей жизни. Как член партии, я понимаю, что приказ - правильный. Но мое сердце разрывается от боли, когда я вижу, как выносят станки. И сейчас, видя пустой цех, подготовленный к взрыву, боюсь, что я этого не перенесу. Я уже старый, но попросился добровольцем на фронт. Хочу воевать, чтобы отомстить за свою землю, за свой народ, за наш завод, за наш цех. Революцию нельзя победить. Когда-нибудь мы снова встретимся и отпразднуем победу.

Он действительно вложил все в свой завод. Этот цех принадлежал народу и ему, как части этого народа. Цех был его домом. И его хотели отобрать. Он не мог допустить этого! Ведь, обретя этот «дом», враг стал бы сильнее, и тем труднее было бы его потом выгнать. Уж лучше разрушить то, что было построено собственными руками. Потом он уйдет на фронт, в лес, в подполье, куда угодно, но продолжит борьбу до победы или до своей гибели.

Мы больше никогда не виделись. Возможно, он погиб в те тяжелые годы, но страна его процветает и, когда пишутся эти строки, готовится отметить свое 50-летие. Воспоминания об этом человеке, всегда находившем для нас слова поддержки, навеки останутся с нами. Мы никогда не забудем его пророчество: «Однажды и на нашей улице будет праздник!»

Раиса Георгиевна Вальес:

- Мигель был направлен в СССР в составе третьей группы испанских летчиков. Первые две группы, пройдя курс подготовки в летном училище в Кировабаде, вернулись в Испанию защищать Республику. А группа Мигеля не успела – гражданская война закончилась. Когда Германия напала на Советский Союз, испанцы призыву в Красную Армию не подлежали, но сразу же стали проситься добровольцами. И получали неизменные отказы.

Немцы подошли совсем близко к Москве, из столицы началась эвакуация. Деятели Коминтерна были эвакуированы в Уфу. Узнав об этом, Мигель и его товарищи, совсем еще мальчишки, с огромным трудом добрались до этого города, чтобы встретиться с Долорес Ибаррури и убедить ее как-то повлиять на ситуацию, уговорить советское руководство брать испанцев в действующую армию. Долорес приняла гостей, накормила их, измотанных трудным путешествием, но помочь ничем не могла…

Они вернулись в Харьков, работали на заводе, потом стали партизанами. Только в конце 1942 года, в разгар Сталинградской битвы, вопрос разрешился – испанских военных летчиков начали принимать в ряды Красной Армии.

Поезд в огне

… Неблагоприятный ход войны позволил нам стать ее участниками. Наш поезд шел на северо-восток по пустынной и засушливой территории. Достать уголь в ту весну 1942 года было практически невозможно. Нам часто приходилось останавливаться, иногда - чтобы набрать дров в лесу, иногда – спасаясь от бомбежек. Мы двигались в основном ночью. Искры, снопами вылетавшие из паровозной трубы из-за плохих дров, делали ее похожей на факел. Обнаружить наш поезд, направлявшийся в сторону фронта, не представляло никакого труда.

Мы сидели в одном из вагонов вместе с нашими друзьями. Общая судьба и борьба сплотили нас как братьев. В темноте вагона звучали наши звонкие голоса. Все мы были молоды, и в самый тяжелый период войны, когда фашисты озлобились и ожесточились из-за неудачной попытки захватить Москву, продолжали верить в победу.

Весельчаки Луис де ла Торре и Хоакин Лойса из Мадрида вспоминали те далекие дни, когда мы ходили на танцы и волочились за девушками из нашего района. Их анекдоты и веселые истории помогали коротать время в долгом путешествии.

Серьезный и всеми уважаемый Рафаэль Ново объяснял, почему борьба советского народа за свою независимость была и нашей тоже. Он говорил, что в конечном итоге фашизм все равно будет побежден, и мы станем свободными. Рафа часто делал паузы, подбирая нужные слова. Он не был оратором, не привык выступать перед публикой, но говорил искренне и убежденно.

В том вагоне с нами были Альберка, Устаррос, де ла Торре, Ново, Лойса, Эррера, Санко… Все они потом отдали свои жизни за то, что мы ехали защищать.

… Мы видели опустевшие поля и разрушенные деревни. Враг оставил свои следы повсюду. Сгоревшие дотла дома с одиноко торчащими печными трубами, которые словно бы салютовали нам. Изредка можно было увидеть группы стариков, женщин и детей, пробиравшихся на восток. Близость фронта ощущалась все сильнее.

Взорванный мост стал непреодолимой преградой для нашего поезда. Дальше пришлось идти пешком.

Наконец, густой лес укрыл нас от посторонних глаз. Недолгий отдых, и наш отряд получает первый боевой приказ.

Первое задание

Мы делимся на группы, изучаем карту местности, где предстоит пересечь линию фронта. Белорусский фронт станет ареной сражения для испанских партизан. Позавчера Испания, вчера Харьков, сегодня Великие Луки, Невель и…

В Испании мы восхищались героическими интербригадами, стойкостью и мужеством республиканцев в Каса де Кампо, на Хараме и Эбро, в Брунете, Гвадалахаре, Арагоне, Лериде. Их пример воодушевлял нас на этой земле, где каждый лес, каждое болото стало бастионом сопротивления врагу.

В нашу задачу входило установить связь с партизанскими отрядами, действовавшими в тылу врага, организовать их обучение новой технике, стратегии и тактике борьбы. Мы также должны были разрушать железнодорожные узлы и дороги, чтобы нарушить транспортное снабжение врага, помешать ему перебрасывать к фронту подкрепления, боеприпасы, продовольствие. Все это должно было сорвать планы летнего наступления немцев на Ленинград.

Вместе с нами в диверсионные группы вошли советские солдаты и офицеры, сделав их интернациональными. Испанские коммунисты в белорусском лесу поклялись выполнить порученную им ответственную задачу.

В сумерках наши маленькие отряды отправились в сторону фронта, у каждого из них свое задание, свой маршрут. Пришло время расставания. Увидимся ли мы вновь или жестокая война разлучит нас навсегда? Мы взволнованы и не скрываем эмоций. С одной стороны от нас весельчаки-мадридцы, с другой - наш добрый Ново. Вместе со своими группами они уходят в темноту. Следом за ними выступаем и мы…

Через линию фронта

… Фронт протянулся вдоль реки. Укрывшись в овраге, мы стали ждать проводника. Пулеметные очереди давали понять, что часовые врага начеку. Иногда ракеты освещали ничейную землю, которую нам предстояло преодолеть. Появившийся, наконец, проводник был озабочен – ему предстояло незаметно провести за линию фронта 12 человек. Ошибка привела бы к уничтожению группы и провалу задания. Выход был назначен на 3 часа ночи. Очень хотелось спать, сказывалась усталость.

Проводником оказался советский солдат лет 40, добродушный крестьянин с рыжими усами. Он хорошо знал эти места, уже несколько раз ходил в разведку за линию фронта.

Трассирующие пули рассекали ночную тьму. Одиночные выстрелы, пулеметные очереди, осветительные ракеты в небе - все это было частью той войны, в которой мы вот-вот должны были принять непосредственное участие.

В этой лесистой и заболоченной местности вражеские окопы не были сплошными. Просветы между ними охранялись мобильными патрулями из нескольких солдат. С ними несли службу собаки, готовые пойти по следам тех, кто осмелится пересечь линию фронта.

Мы вышли в назначенный час. Приближаясь к фронту, группа перестроилась. Возглавляли ее, кроме проводника, советский солдат и испанский партизан. Они должны были найти брод через реку.

Все мы, конечно, нервничали. Позади остались аванпосты батальона, который должен был прикрыть нас огнем, если враг обнаружит группу. Наши ноги погрузились в топкий заболоченный берег. Мы продвигались медленно и осторожно. Малейший шум мог привлечь внимание врага и поставить под угрозу задание. Все больше ощущался предрассветный холод, а река становилась все глубже. Вода сначала доходила нам до колен, потом до пояса, до груди. Мы вглядывались в темноту, стараясь разглядеть другой берег. По уровню воды мы знали, что находимся на середине пути к нему.

От одного к другому шепотом передавалась информация от авангарда - то на русском, то на испанском языке. Словно змея, цепочка людей преодолевала реку, держа над головами оружие, с помощью которого они хотели отомстить за страдания своих народов, ввергнутых в войну фашизмом.

Наконец, авангард выбрался на противоположный берег. Наступает самый трудный и опасный момент. Мы удваиваем осторожность, чтобы не обнаружить себя. Минуты тянутся как часы. Мы превратились в зрение и слух. Кажется, что стук наших сердец разносится по всей реке. Глаза, уже привыкшие к темноте, начинают различать силуэты наших товарищей в кустах на берегу. Мы присоединяемся к ним и немного отдыхаем, готовя оружие к возможному бою.

В те трудные дни 1942 года оружия не хватало. На всю группу у нас было всего 6 автоматов и винтовок, остальные бойцы были вооружены ручными гранатами и тротиловыми шашками с детонаторами. Казалось, что опыт наших подрывников из Астуриас перенесен сюда, в это заболоченное место далекой Белоруссии. Сжимая в руках оружие и имея приказ экономить боеприпасы, мы готовились к последнему этапу нашего проникновения во вражеские тылы.

На территории, контролируемой захватчиком, наше продвижение вперед стало еще более осторожным. Лишь перебравшись через несколько пригорков, мы зашагали увереннее, даже восстановили строй. Свист пуль почти стих. Коварная тишина заставляла думать, что все опасности уже позади. Натянутые нервы и напряженные мышцы постепенно возвращались в обычное состояние.

Под перекрестным огнем

Неожиданно в ночное небо взвились ракеты, освещая все вокруг. Молниеносно, словно ослепленные ими, все бойцы группы упали на землю, чтобы их не заметили немецкие дозорные. Трассирующие пулеметные очереди прорезали окрестности в разных направлениях. Это означало, что у стрелков нет точной цели, у врага просто сдали нервы. Ракеты запускались в ночное небо на всякий случай, а пули рыскали в поисках случайной жертвы. В таких ситуациях лучше не отвечать на вызов. Мы должны были остаться незамеченными, и ночь помогала нам в этом.

Ситуация критическая. Поступает приказ занять круговую оборону. Пальцы сжимаются вокруг «лимонок», мы готовы в любой момент метнуть их во врагов, если они вздумают приблизиться.

На другой стороне реки очень беспокоятся за нашу судьбу. Тревога распространяется по всей округе, перестрелка становится все интенсивней. Опасность нарастает с каждой минутой, все приходит в движение, а мы не можем ни продвинуться вперед, ни отступить. В роли пассивных наблюдателей нам стоило немалых усилий контролировать себя, чтобы не вступить в бой.

Наконец, ниже по реке с нашей стороны открыли шквальный огонь по позициям противника из автоматического оружия и минометов, имитируя подготовку к атаке. Это делалось для того, чтобы внимание немцев переключилось на ту часть линии фронта. Перестрелка в нашей зоне постепенно затихает, открывая нам дорогу в тыл врага.

Согласно плану, наши войска с того берега будут держать это напряжение не больше получаса, а мы должны будем за это время уйти как можно дальше вглубь вражеской территории. Попрощавшись с проводником, которому предстояло вернуться одному и без всякого прикрытия, мы начинаем свой марш-бросок. До рассвета остается всего 3 часа, и за это время нам надо пройти около 20 километров, чтобы к рассвету укрыться в лесу.

Дорога сложная, изматывающая, мы двигаемся быстро, практически без остановок. Темнота, ночные тени, предосторожности, дефицит времени, лай собак в деревнях, которые надо обходить стороной – все это нам надо преодолеть, неся на плечах рюкзаки весом 20-25 килограммов, испытывая жажду, часто оступаясь на неровной дороге, падая и поднимаясь... Но все эти трудности несопоставимы с тем, что мы только что пережили.

Когда мы добрались до спасительного леса и смогли, наконец, отдохнуть, уже наступило утро. Установили график дежурств и те, кому не выпало быть часовыми, уснули, сломленные усталостью и пережитыми опасностями. Первый этап был завершен, через несколько дней мы доберемся до партизанской базы…

Раиса Георгиевна Вальес:

- С Мигелем мы познакомились, когда он уже стал военным летчиком. В конце 1943 года их истребительный авиаполк находился в Горьком, где я жила. Однажды он пришел к моему отцу, известному в городе портному, чтобы заказать себе новое обмундирование из сукна, присланного союзниками. Так мы встретились впервые. Стали встречаться, и через какое-то время он предложил мне выйти за него замуж, но я отказала. Мне было всего 17 лет, шла война, какое уж тут замужество. Потом их полк перевели в Витебск, Минск. Фронт уходил на запад. Мы, конечно, переписывались.

После окончания войны он нашел меня, мы поженились. В 1948 году Мигеля и других испанских летчиков неожиданно демобилизовали из армии – им перестали доверять. Для них это стало настоящей трагедией, они не мыслили себя без профессии военного летчика. А виноват был один их них – решив вернуться на родину, он не придумал ничего лучше, чем перелететь в Турцию на боевом самолете. Потом он переехал в Испанию. В дальнейшем и до сих пор (кажется, он еще жив) его бывшие боевые товарищи не общаются с ним – не могут простить предательства.

После демобилизации Мигеля нам надо было начинать новую жизнь, на «гражданке». Он неплохо играл в футбол. Настолько неплохо, что к нему обратились из московского «Динамо» - предложили надеть милицейские погоны и стать футболистом знаменитого в те годы клуба. Мы подумали и решили отказаться от этого предложения – Мигелю уже было 28 лет, он мог бы играть считанные годы, а что потом?

Пошли учиться в техникумы. Я выучилась на технолога механической обработки, Мигель после техникума получил еще и высшее образование - окончил юридический факультет. Впрочем, эта специальность ему практически не пригодилась. Острову Свободы требовались специалисты, владеющие испанским языком, и мы отправились на Кубу, где прожили около 10 лет. Там и я освоила испанский язык – закончила серьезные курсы, а в практике недостатка не было. Вернувшись в СССР, мы оба стали работать в кубинском посольстве в Москве.

У нас двое сыновей. В конце 70-х, после восстановления дипломатических отношений между Испанией и СССР, они уехали на родину отца. В 1987 году и мы с Мигелем перебрались в Испанию. Вдали от нее он прожил полвека…

Первое задание

В одном из этих белорусских лесов под Невелем, временно ставшим нашим домом и крепостью, мы готовились к пятидневному марш-броску. Задача, поставленная перед нами, была ясной и точной: добираясь до партизан, привести в негодность железнодорожные пути, проходящие через Невель, Великие Луки и Новосокольники.

На карте, лежащей перед нами, был изображен черный треугольник, почти равносторонний, образованный железнодорожными ветками, соединявшими эти города. Его стратегическая важность для немцев подразумевала, что охрана путей организована очень хорошо. Это подтверждала и разведывательная информация. Планируя операцию, надо было предусмотреть всё – маршрут движения, ориентиры, места ночевок и встречи на случай, если по каким-то причинам группа распадется, броды рек, расположение лесов для дневного отдыха. Но главное - техническая подготовка взрывов, являвшихся самой ответственной и сложной частью операции.

Удалившись от линии фронта на 60-80 километров, мы находилась на земле, истоптанной захватчиками, завоеванной, но не побежденной. Сопротивление в тылу заставляло врага снизить свою активность на фронте, оставлять гарнизоны во всех стратегически важных пунктах, круглосуточно охранять коммуникации, по которым шло снабжение действующих частей. Фашисты постоянно чувствовали ненависть местных жителей, подвергались нападениям со стороны народных мстителей. Среди тех, кто досаждал врагу партизанскими акциями, теперь были и мы.

Мы приближались к месту, выбранному в нашем плане для диверсии. Уже не километры, а всего несколько сотен метров отделяли нас от железной дороги. Где-то здесь, недалеко, должен быть мост, помеченный на наших картах черным крестом. Железнодорожное полотно проходило рядом с лесом, по которому мы пробирались. Ночь была темной, безлунной. В тишине были отчетливо слышны стрекот сверчков и хруст сухих веток под нашими ногами.

Лес постепенно редел. Группа остановилась, отправив одного бойца на разведку. Соблюдая все необходимые меры предосторожности, он ушел к дороге. Мы знали, что немецкая охрана там была организована очень эффективно. Посты наблюдения располагались через 500-600 метров друг от друга. Между ними были протянуты провода с привязанными к ним колокольчиками. Обнаружив опасность, охранник должен был, непрерывно дергая за провода, заставить звонить колокольчики соседей, те передавали сигнал опасности дальше, вызывая подкрепления. Кроме того, дорогу охраняли мобильные патрули из 2-4 солдат, в некоторые из них включались сторожевые собаки.

Разведка

Наш разведчик растворился в темноте. Кто выполнял такие задания, знает, насколько они сложны и опасны. С каждым шагом он все явственнее понимал, что отдаляется от своих и уходит в неизвестность. Одиночество в ночи мутило рассудок. Абсолютная тишина оглушала его. Глаза слезились от пристального вглядывания в темноту. Множество ночных теней заставляло двигаться медленно, осторожно. Сердце колотилось так громко, что, казалось, будто его удары слышны по всей округе. Пройдя около 30 метров, он уткнулся в земляную стену и понял, что достиг своей цели – это была железнодорожная насыпь.

Короткий отдых, чтобы совладать с нервами. Потом он ложится на землю и ползет вверх по насыпи. И вот, наконец, его руки нащупали шпалы и рельсы. Теперь надо найти мост и замаскированный вражеский «телефон» с колокольчиками.

Ползком он перебирается на другую сторону насыпи и… слышит приближающиеся голоса людей, разговаривающих на ненавистном языке. Он лежит неподвижно, чтобы не обнаружить себя. А если у них собаки? Голоса все ближе. Его глаза, привыкшие к темноте, различают силуэты двух солдат, патрулирующих дорогу.

Лишь пара метров разделяла этих трех людей, когда патруль прошел рядом с нашим товарищем. Несколько секунд, и расстояние начинает увеличиваться. Судя по всему, они даже не подозревают, что их обычная прогулка сегодня будет прервана нашей акцией. Когда голоса стихли вдали, разведчик продолжает свое дело – отыскивает сигнальные провода и, обследовав дорогу в обоих направлениях, находит мост. Неизвестное стало известным, и он спешит к нам, весьма обеспокоенным – мы ведь тоже слышали голоса патрульных.

Вернувшись к группе, он рассказывает о том, что выяснил. Мы готовим заряды и ставим задачу каждому. План такой: надо окружить мост, где будут действовать подрывники. Двое товарищей уходят на 50 метров влево, ложатся на землю и маскируются. Другая пара отправляется вправо, а еще одна пересекает пути, чтобы вывести из строя сигнализацию. В лесу остается группа поддержки, своим огнем она прикроет нас при отступлении. Все пары, включая подрывников, смешанные, состоят из испанцев и русских. Операция проходит быстро и бесшумно, за несколько минут взрывчатка распределяется по основным точкам моста, а чтобы гарантировать успех операции, еще одна мина устанавливается в 25 метрах от него - в последнее время у немецких составов паровоз толкает перед собой платформу с песком. Все готово, мы возвращаться на исходную позицию.

Месть

Начинает светать, ночные тени постепенно тают. Из леса мы наблюдаем за местностью, ожидая поезд, который обычно проходит на рассвете. Вдруг из-за поворота снова появляется патруль, направляясь к мосту… Оставили ли мы какие-то следы, заметив которые, они догадаются обо всем?

Если немцы обнаружат что-то подозрительное, нам придется стрелять. Спрятавшись в кустах, мы прицеливаемся во врагов. Бой нам не нужен, мы должны продолжать диверсионную работу в других местах, но если не останется другого выхода, пустим в ход оружие. Пройдя место закладки первой мины и ничего не заметив, патруль уже двигается по мосту. Возможно, привыкнув к ежедневным «прогулкам», они решили, что это обычная ночь, одна из многих. Они не догадывались, что в соседних кустах группа партизан держит их под прицелом. Немцы скрылись из виду, ничего не заметив и не заподозрив, а мы снова стали ждать.

Наконец, послышался шум приближающегося поезда и все вскочили, как по команде. Настал час мести, кульминация всех наших усилий. Успех операции зависел теперь от мастерства наших подрывников. В ожидании развязки, нас охватил озноб – спустя несколько минут наступит момент истины.

Платформы с песком перед паровозом не оказалось, и как только эта железная махина въехала на мост, несколько взрывов повалили ее. Земля, обломки металла, пар и огонь – все смешалось в одну секунду. Вагоны, наезжая друг на друга, скатывались под откос. Стоны раненых врагов заглушались нашими выстрелами.

Оставив за собой груды металлолома, мы побежали вглубь леса - вскоре к месту диверсии примчатся немецкие патрули и карательные отряды. Мы старались двигаться как можно быстрее, но мешали кусты. Еще не удалившись и на километр, мы услышали лай собак. Обрадовать это нас, конечно, не могло - нашим единственным средством борьбы с ними были табак и перец.

«Заговорили» минометы врага. Направление нашего отхода было несложно вычислить, и немцы, не решаясь соваться в лес, решили уничтожить нас при помощи летающих мин. Огненный шквал обрушился на нас. Взрывы гремели один за другим, продолжать движение было невозможно. Мы затаились в лесной чаще. Наш расчет оказался правильным – взрывы стали отдаляться, словно бы преследуя нас по маршруту, которым мы собирались идти. Огонь становился все интенсивнее, но было ясно, что враг стреляет вслепую. А это означало, что группа может уходить в другом направлении, все дальше забираясь в спасительную глубину леса. Наша операция завершилась успешно, задачу мы выполнили без потерь. Группа отправилась к новой цели.

… Мы продолжали боевые акции на оккупированной земле. Другие группы испанских и советских партизан расширяли свои операции на территории Белоруссии и в районе Калинина. Несмотря на неудачи первых месяцев войны, сопротивление и героизм советского народа нарастали. Все ресурсы страны были направлены на победу, вера в которую среди бойцов не ослабевала. Шла битва не на жизнь, а на смерть, захватчик должен был быть разгромлен и наказан за свои преступление против народов СССР и других стран Европы.

В цейтноте

… Наступала ночь. Наша группа осторожно, но решительно двигалась к очередной цели. Согласно приказу, через несколько дней железная дорога, соединяющая Невель и Полоцк, должна быть взорвана. Нам предстоял марш-бросок длиной в 50 километров. Через несколько часов пути наши силы начали иссякать.

Двигаться сквозь лес была трудно. Кусты безжалостно хлестали нас. Спотыкаясь о сломанные толстые ветки и корни, мы часто падали. Из-за неровной местности спотыкались, а то и проваливались в какую-нибудь яму. Почти абсолютная темнота не позволяла увидеть препятствия, мы постоянно на что-то натыкались, в том числе – друг на друга. Тем не менее, группа продвигалась к своей цели.

Мы часто сменяли друг друга в авангарде и арьергарде, лишь один наш товарищ не мог участвовать в этом из-за плохого зрения. Очки, которые днем хоть как-то помогали ему, в темноте только мешали - из-за его учащенного дыхания стекла запотевали, он шел с нами вслепую. Бывший школьный учитель, а затем политкомиссар в Испании, он находился на грани физического истощения. Каждое его падение мы ощущали как свое собственное. Тяжелый рюкзак, казалось, в конце концов, окончательно его раздавит. Постоянно теряя тропу, он был вынужден описывать круги, чтобы снова вернуться в цепочку, вытянувшись в которую мы шли сквозь ночь.

Лес поредел, и когда мы вышли на его опушку, пришлось вести себя очень осторожно. Вблизи населенных пунктов, занятых врагом, в любой момент можно было наткнуться на немецкий патруль, который начал бы нас преследовать. А наш незрячий товарищ еле-еле шел, бежать он бы просто не смог. Возможным выходом было бы привязать белый платок на рюкзак впереди идущего, чтобы бедолага следовал за ним. Но белое пятно в темноте стало бы идеальной мишенью для врага, если бы он нас заметил.

На третий день стало ясно, что мы не доберемся до цели вовремя. Надо было искать какое-то решение. На одном из привалов мы начали спорить на эту тему. Угроза не выполнить задание заставляла нас выдвигать весьма рискованные варианты.

Одни предлагали выйти из леса, заставляющего идти окружным путем, и двигаться напрямик через поля. Другие считали, что надо выйти на дорогу и захватить какой-нибудь автомобиль. Третьи ради выполнения задачи не боялись даже двигаться к цели средь бела дня и кратчайшим путем – по прямой.

Но мы не имели права обнаружить себя и вступить в бой. Главным нашим оружием была скрытность. Мы обязаны были выполнять специальные задачи, имевшие важное стратегическое значение. К тому же, в открытом бою с немецкими гарнизонами, занимавшими местные населенные пункты, у нас не было шансов на успех. Немцев было значительно больше, чем нас, они были лучше организованы и вооружены.

После недолгих споров было принято решение двигаться круглые сутки, чтобы вовремя успеть в назначенное место. Успех этого плана зависел только от нас. Мы должны были забыть об усталости, голоде и жажде. И при этом не дать себя заметить, чтобы не потерять время, спасаясь от погони. Лишнего времени у нас не было.

Легко сказать: идти днем и незаметно! Усталость, голод и жажду мы могли превозмочь, это зависело только от нашей силы воли и ненависти к врагу. Но незаметно двигаться средь бела по чистому полю в глубоком тылу врага – это было сложнее.

Важнейшим фактором для нас стала поддержка жителей деревень, через которые мы проходили. Они помогали нам продовольствием и давали советы, как лучше двигаться. Их рассказы о расположении и численности вражеских гарнизонов позволяли нам вовремя корректировать маршрут. Эти встречи имели политический и патриотический подтекст. Равнодушие к населению и вандализм захватчиков в тех местах проявлялись особенно остро, и крестьяне, увидев нас, начинали плакать, задавая один и тот же вопрос: когда придет Красная Армия? Несмотря на нехватку времени, мы рассказывали им о ходе войны, убеждая, что нацизм будет уничтожен.

Наступал вечер жаркого дня, усталость брала свое, мы двигались все медленнее. Увидев вдалеке деревню, мы решили войти в нее, чтобы восстановить силы и оказать помощь тем бойцам, которые натерли себе ноги. Укрываясь за кустами, мы незаметно подобрались к типичной для этих мест деревне с примерно 30 домами из серого дерева, пустыми амбарами, колодцами, вековыми деревьями, огородами и тропинками, почти полностью заросшими травой. Лишь над несколькими домами мы увидели дым, шедший из печных труб, что свидетельствовало о царившей тут нищете и запустении. Наш выбор остановился на неприметном, полуразрушенном домике, стоявшем по соседству с обгоревшим срубом. Двое бойцов отправились разведать, что нас там ожидает.

Раиса Георгиевна Вальес:

- Когда мы работали на Кубе, мемуары Мигеля были опубликованы в главной кубинской газете Granma. Чуть позже их перепечатали в какой-то мексиканской газете. Думаю, это стало возможным, благодаря связям Мигеля по партийной линии - он ведь много лет был весьма активным членом испанской компартии.

После нашего переезда в Испанию, знакомый местный журналист предложил мужу попытаться опубликовать его воспоминания в одной из газет. Уж не знаю почему, но Мигель делать это отказался. Точнее, сказал, что рукопись у него не сохранилась. Так долгое время считали и мы – его семья.

Уже после смерти Мигеля мы разбирали его бумаги и, неожиданно для себя, обнаружили его мемуары. Это был третий или четвертый экземпляр, напечатанный на пишущей машинке. Некоторые слова и целые фразы в нем прочитать было достаточно трудно.

В прошлом году я обратилась в редакцию выходившей тогда газеты «Вести Испании», разговаривала с ее главным редактором Александром Чепурным. Тогда опубликовать мемуары он не взялся – объем очень большой, требовался перевод на русский язык, редактирование. Но о нашем разговоре он, к счастью, не забыл. Готовясь к 65-й годовщине Победы, мы вернулись к этой теме. Один из наших сыновей ввел машинописный текст в компьютер, «расшифровав» при этом некоторые непонятные фразы. В таком виде текст был передан в редакцию испанской «Комсомолки».

Для меня, наших сыновей, внуков, других родственников Мигеля, его фронтовых друзей, вообще всех, кто пережил Великую Отечественную войну публикация этих воспоминаний – бесценный подарок к Дню Победы.

Казнь предателя

Жизнь в деревне шла своим чередом. У колодца играли дети. Какая-то женщина вышла из дома, пересекла улицу и зашла к соседям. Старики, сидя на лавочках у домов, курили самокрутки.

Из кустов мы наблюдали за товарищами, подползавшими все ближе к выбранному дому. Наконец, осторожно открыв дверь, они скрываются внутри. Теперь судьба отряда зависит от того, кто тут живет - друзья или враги? Поднимется ли тревога? Мы прислушиваемся, стараясь уловить хоть какой-то звук, но стоит тишина. Сколько времени прошло? Вечность? Смотрим на часы, и оказывается, что стрелки почти не сдвинулись. Но вот разведчики, спокойные и улыбающиеся, выглядывают и подают сигнал об отсутствии опасности.

В доме царила нищета. В пустых спальнях на полу виднелись следы, оставленные ножками кроватей. Единственная постель была укрыта лоскутным одеялом. Не было пирамиды из подушек с вышитыми наволочками, которые так любят местные крестьяне. Не было даже традиционного сундука. На стенах не висели пожелтевшие фотографии членов семьи и их предков. Печь была холодной. Деревянный стол и две длинные скамьи были единственной мебелью в этом доме, казавшемся покинутым.

Двое из нас отправились следить за происходящим в деревне. Остальные вытащили из рюкзаков хлеб и несколько банок консервов. Негромко переговариваясь и балагуря, мы собрались перекусить, но что-то мешало. Чувствовалось чье-то присутствие. Разговоры прекратились, несколько минут никто не двигался. Потом со стороны печки послышался еле различимый звук. Заглянув на полати, мы обнаружили двух истощенных детей. В их взглядах страх перед пришельцами боролся с голодом, они не могли оторвать глаз от нашей еды. Немногие русские слова, которые мы знали, и теплота в наших голосах убедили их довериться нам. Им было 6 и 9 лет, но они выглядели как маленькие старички.

Никто из нас, измотанных тяжелым марш-броском и насмотревшихся на ужасы войны, не притронулся к еде. В полной тишине дети со все еще испуганными глазами расправлялись с ней, а каждый из нас вспоминал свои семьи. Мы мало что знали о них, но не сомневались, что франкистский режим, схожий с фашизмом, обрек их на тяжелые испытания, бесчеловечное и бесправное существование.

Часовые подали сигнал тревоги. К дому усталой походкой приближалась женщина, неся на спине вязанку дров, а в руках – корзину. Было нетрудно догадаться, кто это. Зайдя в дом, она свалила дрова у двери, поставила рядом корзину, подняла глаза и увидела в доме гостей. Издав крик, полный страха и удивления, она метнулась к детям, чтобы защитить их. Но улыбки малышей, с аппетитом продолжавших есть, успокоили ее. Женщина была в шоке и не понимала, откуда взялись эти солдаты. Неужели пришло освобождение? Но этого не может быть! Полчаса назад она собирала в лесу семена. Потом полицаи издевались над ней, отпуская сальные шуточки. Один из них ударом ноги опрокинул корзину и на нее обрушились грязные ругательства за то, что она не поприветствовала их. Ей пришлось снова собирать с земли и искать в траве рассыпанные семена под гогот этих скотов, которые смеялись, видя как мать, обливаясь слезами, ищет единственное, чем может накормить своих детей.

Она рассказала о своей тяжелой жизни, о «тесте» из травы и семян, из которого готовила пищу для себя и детей. Про то, как полицаи, выслуживаясь перед немцами, выдавали всех, кто симпатизировал советской власти. У нее отобрали все – огород, корову, кур, свинью, одежду, мебель, нехитрую домашнюю утварь… Но она верила, что рано или поздно наступит освобождение от этого ужаса. Ее муж воевал в Красной Армии, новостей о нем не было давно, письма перестали приходиться еще до оккупации.

По нашей просьбе она указала, где живет начальник местной полиции. Мы решили предать его народному суду. Операция по захвату предателя была проведена молниеносно. Обстановка в его доме сильно отличалась от той, что мы видели в доме матери двух детей – хорошая мебель, кружева, занавески, сундуки и шкафы. Все самое ценное из награбленного в деревне находилось именно здесь.

Весть об аресте главного бандита быстро распространилась по деревне. Когда мы вывели его на улицу, люди уже ждали. Приговор утвердили единогласно. Покидая деревню, мы забрали врага с собой и повесили его в соседнем лесу.

«Язык» из отхожего места

Потерянное время надо было наверстывать, до цели еще было далеко. Мы шли всю ночь, а на рассвете, совершенно измотанные, сделали короткий привал, чтобы восстановить силы.

День обещал быть ясным и жарким. Поля, пустующие и засеянные, напоминали лоскутное одеяло на единственной кровати в доме, где мы отдыхали. Мы пробирались по полю пшеницы, которая хоть как-то маскировала нас, на ходу подкрепляясь уже созревшими колосьями.

Мы шли к цели напрямик. В конце поля виднелся луг, а за ним - деревня на берегу речушки.

Мне и еще одному бойцу поручили разведку: определить, как незаметнее преодолеть луг и перебраться через речку, а также узнать, есть ли враги в деревне и сколько их. При этом мы не должны были себя обнаружить. Случись такое, нам пришлось бы принять бой и погибнуть – отступать было нельзя, враг мог обнаружить всю группу.

Выбравшись на край поля, мы под прикрытием кустов направились к деревне. Но вот кусты поредели, идти дальше опасно. Дома уже совсем близко, слышны кудахтанье кур, крики петухов, лай собак. Все это смешивается со смехом и голосами на чужом языке. В деревне немцы, но сколько их?

Пригнувшись, перебегаем к другим кустам, тянущимся почти до самой деревни. Присев на корточки, готовим оружие к возможному бою, расстегиваем патронажи, вешаем на ремни гранаты. Потом, замаскировавшись ветками, ползем и, наконец, добираемся до удобного для наблюдения места.

По деревне шныряли солдаты, было время утреннего туалета и завтрака. Уверенные в своей безопасности, по пояс голые, они шли к ближайшему колодцу, чтобы привести себя в порядок. Немцы считали себя здесь хозяевами, думали, что сломили волю этого народа, и, конечно, не догадывались, что в нескольких десятках метров притаились двое партизан.

Мы не сразу заметили, что с другого конца деревни в нашу сторону бегут собаки. Нас обдало холодом. Если они поднимут лай на чужих, немцы нас обнаружат. Мы готовились к худшему, нервы были на пределе, всего несколько метров отделяла нас от псов. Мы уже взялись за рукоятки ножей, когда собаки остановились как вкопанные. Мы так и не поняли, почему. Возможно, они прочли в наших глазах приговор себе, испугались и, поджав хвосты, побежали прочь.

Но тут же возникла новая опасность - в нашу сторону направился рыжий немец. Отступление невозможно - малейшее движение и он нас заметит, поднимет тревогу. Мы переглянулись и поняли друг друга без слов.

Если он заберется в кусты, мы воспользуемся холодным оружием - эффективным помощником в таких ситуациях. Удар должен убить врага мгновенно, чтобы он не издал ни звука. В нескольких метрах от нас немец раздвинул руками кусты и забрался в их гущу. Мы напряглись, готовые к прыжку и точному удару ножом…

Немец оглядывается. Его взгляд, не останавливаясь, скользит по тому месту, где мы прячемся. Потом он поворачивается к нам спиной, спускает штаны и начинает справлять нужду.

Подбираясь к деревне, мы были так увлечены своей маскировкой, что и не заметили, как очутились в отхожем месте. Вероятно, неожиданное бегство собак было вызвано ужасным запахом, исходившим от кустов, в которые мы забрались. Но в этом было и наше везение. То, чем занимался немец, не позволило ему оказать сопротивления - без лишних хлопот мы взяли его в плен.

Вернувшись к группе и допросив «языка», мы получили сведения о расположении и численности вражеского гарнизона. После этого по приговору партизанского суда этот «властелин мира» был казнен.

Диверсия

Обойдя деревню, отряд продолжил свой путь. День клонился к вечеру. Наконец, выйдя из леса, вдали мы увидели долгожданную цель. Но имелась проблема.

Перед нами расстилалось поле. Повсюду работали люди, кто-то собирал сено, кто-то его складывал в стога. То там, то тут стояли одинокие дома. Небольшие холмики не укроют от посторонних глаз вооруженную группу, подбирающуюся к железной дороге. Могли нас заметить и немецкие патрули, охранявшие ее.

Вскоре в направлении фронта прошел поезд. Увидев солдат в вагонах и военную технику на платформах, мы поняли всю важность нашего задания. Враг готовился к прорыву фронта, чтобы затем перерезать линии коммуникаций, по которым шло снабжение Ленинграда.

Выполнить задачу было сложно. Главные правила партизанской борьбы – скрытность и внезапность – в такой ситуации мы соблюсти не могли.

Мы договорились, как будем подавать сигналы к атаке и отступлению, где встретимся, если в бою потеряем друг друга. Разбились на группы, которые будут атаковать с флангов и по центру, определили, кто останется прикрывать нас из леса. Подготовили мины, зарядили батареи взрывных устройств, вставили взрыватели…

Выйдя из леса, по мере продвижения к железной дороге мы разошлись веером, занимая оговоренные позиции. Вокруг все спокойно, тревога не поднялась. Возможно, если кто-то нас и заметил, ему и в голову не пришло, что через поле столь нагло шагают партизаны.

Наконец, группа подрывников добралась до дороги, и мы разложили наш смертоносный груз возле рельсов.

В окрестностях уже поднялась тревога. Крестьяне, в основном женщины и старики, быстро удалялись, криками подзывая детей, которые, играя, разбежались по всему полю. Их напугало, конечно, не наше появление, а скорое прибытие карателей.

Мы вырыли ямки под рельсами. Извлеченный из них песок, насыпанный холмиками, служил нам «подушками» для подготовки мин. Надо было спешить - слева нам подавали знаки, что приближается очередной патруль.

Наша работа, деликатная и опасная, требовала определенного времени. Малейшая ошибка, и взрывчатка взорвалась бы, разрушив дорогу и уничтожив нас, но не поезд, для которого она предназначалась. Надо было действовать быстро, осторожно и синхронно.

Взрывчатка служила опорой для электровзрывателя с блоком питания. Он приводился в действие замыкателем, который, опустившись под весом паровоза, пускал ток по цепи, инициируя взрывы мин под обоими рельсами. Наладка этой схемы требовала большой точности. Если замыкатель не опустится до взрывателя, цепь не замкнется и операция будет сорвана. А минимальный зазор при неосторожном движении мог привести к немедленному взрыву. Работа требовала полной концентрации, железных нервов и храбрости. Между тем, слева нам продолжали подавать сигналы. Ситуация была критическая.

Укрывшись за небольшими кустиками на насыпи, мы продолжали свое дело – надо было как следует замаскировать мины. Наши руки двигались быстро, почти все уже было закончено. И тогда слева начали стрелять.

Немецкий патруль из четырех солдат, заметив диверсантов, открыл огонь, ранив одного из наших товарищей. Но враг не заметил спрятавшихся слева от нас бойцов, которые, начав стрелять, заставили немцев залечь. Почти тут же с другой стороны поступил сигнал о приближении поезда.

Работа не закончена, но группам поддержки отдан приказ отступить, чтобы их не заметили часовые с крыш вагонов. Основная группа, перерезав сигнальные провода немцев, тоже уходит, унося с собой раненого. Мы остаемся вчетвером, чтобы закончить дело.

Наконец, все готово и, видя вдали пыхтящий паровоз, мы отходим – взмокшие, уставшие, но сделавшие все, что нужно. Колеса поезда отсчитывают свои последние стыки, а мы бежим в сторону леса.

Адский взрыв заставляет нас упасть. Сзади грохот, крики, взрывы, пар и дым. Задача выполнена! Гора искореженного железа и перевернутых вагонов – вот награда за нашу работу.

Погоня

Вокруг нас засвистели пули. Уцелевшие в катастрофе заметили ее виновников и начали охоту. Немецкий офицер лающим голосом отдавал приказы солдатам, выбиравшимся из вагонов, посылая их в погоню за нами. Их было много, слишком много…

Стрельба становилась все интенсивнее, враг отсекал нас огнем от леса, стремился взять в клещи, которые постепенно сжимались. Наш огонь уничтожал тех, кто подобрался слишком близко. Неровности рельефа помогали нам укрываться. Спасением был лес, откуда группа поддержки прикрывала наш отход. Укрывшись за бугорками или в ложбинке, двое из нас вели огонь по преследователям пока другая пара, пригнувшись и зигзагами, перебегала на новую позицию. Потом стреляли они, давая возможность отступить нам. Немцы, словно механические куклы, молча падали на землю, спасаясь от наших пуль, и снова поднимались. Подстегиваемые командами офицеров, они были все ближе.

Во время одной из перебежек мы увидели залитого кровью товарища, своим огнем он уже не мог больше нас прикрывать. От немцев нас отделяли несколько десятков метров. Мы видели их лица, а они - наши. Нас почти полностью окружили. На ломанном русском языке враги предлагали нам сдаться. Но мы уже были совсем близко от леса. Возможно, еще одна перебежка, последняя, и мы спасены…

Пуля врага настигла второго товарища, когда он уже добежал до леса. Настала наша очередь сделать последний рывок. Мой друг Рафаэль Ново Фернандес, всеми любимый скромняга из Мадрида, предложил мне сделать это первым…

Наши автоматы уже были бесполезны – закончились патроны. Руки Рафы сжимали две последние «лимонки». Ждать нельзя ни секунды, я вскакиваю и бегу, пользуясь тем, что взрывы гранат ненадолго заставили немцев прекратить огонь.

В шаге от меня лежит бездыханное тело моего боевого товарища. Не останавливаясь, я подхватываю его кепку и оружие, продолжая движение к спасительному лесу. Добежав до него под градом пуль и укрывшись за деревом, я вижу, как враги расстреливают из автоматов уже мертвое тело партизана.

По возвращении в отряд командование поздравляет нас с успешной операцией, но гибель Ново и других товарищей омрачает нашу радость…

На родину

… И вот мы прибыли в аэропорт Шереметьево. Регистрация и таможня пройдены, наш самолет уже стоит на взлетной полосе.

Для других это не имеет значения, мы же восхищались величием, размерами и количеством авиалайнеров, которые видели в иллюминатор - от самых современных до ветеранов неба, принадлежавшие разным странам. Нам это напоминало наши построения, боевые тревоги, воздушные бои - то, что было частью и смыслом нашей жизни в трудные дни Отечественной войны.

Пахло бензином, маслом, горелой резиной – «классические» запахи взлетной полосы. Вместе с ревом моторов все это создавало обстановку, так хорошо знакомую всем, кто летал или работал на аэродроме. Эта среда была нашим домом, нашим средством борьбы 24 года назад после того, как мы вернулись из партизанского отряда. Но тогда с нами уже не было Ново, Лойсы, Де ла Торре, Альберки, Устарроса, Эрреры и многих других.

Покидая СССР, мы думали о них.

Перевод Марии НЕСТЕРОВОЙ

Опубликовано в номерах 17-20 "Комсомольской правды в Испании" (2010 г.) к 65-й годовщине Победы

ФОТОПРИЛОЖЕНИЕ