Об испанских и псевдоиспанских мотивах в европейской культуре

Испанский колорит (или то, что мы принимаем за него) окрасил культурную жизнь разных европейских народов. И этот процесс практически невозможно представить без посредников - надёжных и не слишком. Первый серьёзный перевод испанской поэзии на русский язык (речь идёт о "древней гишпанской истории "Граф Гваринос") был сделан Карамзиным с немецкого переложения этого романса. А с испанской прозой русский читатель 18-го-начала 19-го веков познакомился в пересказе французов. "Дон Кишот Ламанхский" Сервантеса тоже пришёл в Россию в "офранцузенном" варианте. Лишь в 1838 году был опубликован первый русский перевод "Дон-Кихота" с языка подлинника.

Романтика всего испанского: благородных разбойников и храбрых рыцарей, грандов и кабальеро, мантилий, гитар и кастаньет очень быстро стала популярной.

Сам Александр Сергеевич Пушкин жалел, что "не знает по-гишпански". В России именно Пушкин способствовал канонизации романтизированных представлений об Испании. Стихотворения "Ночной зефир струит эфир...", "Я здесь, Инезилья", "Пред испанкой благородной", пьеса "Каменный гость" не были переводами - скорее, свободными импровизациями на "гишпанские" темы. Поэт упивался музыкой чужого языка:

Ночной зефир
Струит эфир.
Шумит,
Бежит
Гвадалквивир.

Впервые стихотворение Пушкина "Ночной зефир струит эфир" было опубликовано под заглавием "Испанский романс" - вместе с нотами Верстовского, положившего эти стихи на музыку.

"Романс", может быть, самое популярное испанское слово, вошедшее в русский язык. Здесь, кстати, тоже не обошлось без "посредников": слово - "романс" пришло в Россию не из Испании, а обходным путём, из Франции.

Ну а самыми популярными испанскими литературными героями являются почти везде "рыцарь печального образа" Дон-Кихот и губитель женщин Дон Жуан. Слава Богу, хоть легенда об этом дерзком искателе приключений и опасном соблазнителе действительно родилась в Испании. Более того: первую драму о нём (она называлась "Севильский обольститель") написал испанский драматург - Тирсо де Молина. Но затем "испанское" начало совершенно потерялось в многочисленных переложениях: у французов Мольера и Мериме Дон Хуан стал Дон Жуаном, у итальянца Гольдони -Доном Джованни... Дело, разумеется, не в имени - менялся образ. Одни восхищались бунтарём, презиравшем обветшалые нормы морали, другие считали заслуженным возмездием гибель сластолюбца и богохульника. Трактовка классической истории у уже упомянутых писателей и немца Пзфмана, англичанина Байрона, Леси Украинки, Пушкина была разной. У Пушкина, напомню, героя "маленькой трагедии" "Каменный гость" зовут Дон Гуаном. Но в русском языке это имя не прижилось, более популярным оказался французский вариант. Может быть, потому что именно французы (а не испанцы) считаются главными ловеласами и обольстителями.

А в Германии - да и во многих других западноевропейских странах - чаще всего предпочитают итальянский "псевдоним" Дона Хуана - Дон Джованни. Это связано, скорее всего, со знаменитой оперой Моцарта, либретто которой написано на итальянском языке. А музыка, подчеркну ещё раз, немцем. Для полноты географической картины сообщу, что премьера оперы "Дон Джованни" прошла в Праге.

Обратимся теперь к трагедии Фридриха Шиллера "Дон Карлос, инфант испанский". Написанная в 1787 году, эта пьеса представляет собой целый набор псевдоиспанских стереотипов.

"Фонтенбло - огромный и безлюдный лес, где прошла, улыбаясь, моя возлюбленная Елизавета..." - поёт испанский тенор Пласидо Доминго, один из лучших исполнителей партии Дон Карлоса в опере Джузеппе Верди. Поёт, замечу, по-французски, так как либретто первоначально было написано именно на французском языке, и премьера оперы прошла в Париже. Ну а литературной основой французского либретто стала пьеса немецкого поэта и драматурга Фридриха Шиллера. Понятно, что получившееся в результате блюдо мало напоминает испанскую кухню. К тому же либреттисты придумали уж совершенно фантастический хэппи-энд. Если у Шиллера трагедия заканчивается тем, что король Филипп Второй передаёт своего мятежного сына Дона Карлоса в руки инквизиции, то в опере инфанта спасает встающий из гроба император Карл - его дед. Впрочем, и шиллеровская версия ненамного реалистичней.

Испания. На свет появляется рахитичный болезненный мальчик. При крещении он получает имя Карлос - в честь деда, императора Священной Римской империи. Родители ребёнка - принц Филипп и португальская принцесса Мария - состоят в близком родстве: они двоюродные брат и сестра. Их сын, дон Карлос, с детства страдает эпилептическими припадками и в возрасте 23 лет умирает при таинственных обстоятельствах - не то в одном из отдалённых покоев королевского дворца, не то в тюрьме. Умирает от лихорадки - так значилось в заключении придворных медиков.

Однако, как сообщают некоторые исторические источники, когда через несколько десятилетий после смерти Дон-Карлоса герцог Сен-Симон произвёл вскрытие гроба, то обнаружил, что голова инфанта отделена от тела секирой палача. Спустя три с лишним столетия войска Наполеона взяли Мадрид и проникли в королевскую гробницу в надежде разгадать тайну. Однако останки инфанта оказались залиты застывшим намертво известковым раствором. Тайна смерти Дон Карлоса так и осталась нераскрытой.

Согласно популярной исторической легенде, инфант пал жертвой ревности своего отца. Третьей женой Филиппа стала французская принцесса Елизавета Валуа, которая до этого была обручена с Доном Карлосом, но продолжала "благоволить" к нему и после свадьбы. Фридрих Шиллер использовал в качестве сюжета для своей драмы эту легенду, но придал ей политическую окраску.

Вообще Дон Карлос как литературный персонаж был очень популярен у поэтов и прозаиков самых разных стран. Его воскрешали в своих произведениях Витторио Альфьери и Томас Отвэй, Шенье и Верхарн... Но всё же большинство европейцев узнало о судьбе принца из пьесы Шиллера, имевшей с первых же постановок и изданий огромный успех - везде, кроме Испании. Шиллера читали и ценили в Испании не меньше, чем в остальной Европе. Но "Дон Карлоса" переводчики и издатели упорно обходили стороной. Шиллеровскую драму клеймили как большую ложь. Здесь всё неправда: возраст короля (Филипп Второй представлен в пьесе стариком, а в действительности ему в год смерти сына было слегка за сорок), характер инфанта, дворцовый этикет, интриги придворных грандов...

В четвёртом акте Дон Карлос вскользь упоминает о своей болезни и о заботливости королевы. И болезнь, и полные живого участия письма, которые писала тогда Карлосу королева, - не вымысел. Но, может быть, между принцем и его мачехой просто были тёплые человеческие отношения? Ведь документы свидетельствуют о том, что Дон Карлос был увлечён совсем другой женщиной. Однажды, спеша к ней на свидание, принц упал с лестницы и сильно разбил голову. Правая часть тела оказалась в результате парализованной. Император приказал лечить Дон Карлоса девяти лучшим придворным врачам. Он, похоже, сделал всё, чтобы спасти сына. Но, тем не менее, через несколько лет отстраненный от государственных дел наследник престола таинственно скончался, а через два месяца за ним последовала и его мачеха, королева Елизавета. Однако любовь Дона Карлоса к Елизавете, также, как и его связь с фламандскими мятежниками, позволившая Шиллеру сделать хилого и болезненного инфанта бунтарём, олицетворяющим прогресс, свободолюбие и протест против самодержавия, - всё же лишь недоказанные исторические гипотезы.

Сейчас в Испании широко отмечается четырехсотлетие смерти Филиппа Второго. Сотни документов демонстрируются в залах дворца Эскориал, десятки новых исследований появились на полках книжных магазинов. Музеи многих стран мира предоставили для выставки картины, изображающие героев той эпохи - последних свидетелей испанского имперского величия. В драме Шиллера Филипп Второй показан, по выражению одного из советских критиков, "человеком с узким кругозором, помрачённым умом, дегенератом, беспощадным до безумия, развязавшим войну с Англией". Непонятно, почему же тогда летописцы прозвали короля "Филиппом Осторожным"? Он, между прочим, и у Шиллера больше слушает, чем говорит, и вмешивается в события лишь в последний, решающий момент (кстати, такой модели правления следовал - и небезуспешно генералиссимус Франко, который преклонялся перед государственным гением Филиппа Второго).

Ещё одна деталь. В пьесе дон Карлос мечтает привести Испанию к воскрешению "золотого века", а, между тем, именно эпоху Филиппа Второго называют "золотым веком испанской культуры". При нём начинали творить Лопе де Вега и Сервантес, создавали свои шедевры Эль Греко и Тициан...

Правда, Святая инквизиция тоже не дремала. Костры, на которых сжигали ведьм, колдунов, протестантов и евреев, горели часто. И Филипп был частым завсегдатаем аутодафе - как, впрочем, и его сын Карлос, который предстаёт у Шиллера противником слепой веры.

"Судьба Европы новой созревает..." - предупреждал в пьесе немецкого драматурга Филиппа Второго революционер маркиз ди Поза. Прошло время, и Испания созрела для новой Европы. К Филиппу Второму здесь стали относиться спокойнее, объективнее и критичнее. Реабилитирована и драма Шиллера "Дон Карлос". За последние годы она переиздавалась много раз. В декабре минувшего года на сцене севильского театра впервые была поставлена в Испании и опера Верди, а на 2001 год запланирована премьера оперы "Дон Карлос" в Королевском оперном театре в Мадриде. Расставлены политические акценты, сведены счёты с историей и снова на первом месте - человеческая драма Дон Карлоса, инфанта испанского, его безнадежная любовь...

Начинали мы рассказ об испанских и псевдоиспанских мотивах в европейской культуре с разоблачений фальшивых штампов, с пародий и карикатур. А закончили серьёзно, романтично и даже несколько сентиментально - вполне в духе традиционных представлений о той Испании, с которой мы знакомы по произведениям великих и не слишком великих писателей и поэтов. Пусть эта Испания и не очень похожа на настоящую, но всё равно - хорошая страна.