Пабло МОРАН
АГОНИЯ ОДНОГО ГЕНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Книга Пабло Морана "Агония одного гения", изданная в 1972 году в Мадриде, начинается крошечным предисловием:

Я также не знаю многих вещей, и это - правда.
Я расскажу только о том, что видел,
что мне рассказали,
что прочел я в старых книгах
и пыльных газетах, забытых.

Первые строчки этого белого стиха, трогательные в своей искренности и литературной непритязательности непрофессионала, привлекли мое внимание и побудили читать дальше. Мне, дочери испанского политэмигранта Хуана Сангуэса Субирон, родившейся и живущей в Москве, выучившей родной язык отца уже после папиной смерти, было очень важно узнать, чем стала Испания для нашего великого русского соотечественника. Александр Алехин глазами молодого Пабло Морана, в жилах которого, как у многих испанцев, по словам самого автора, бурлит неуемная еврейская кровь. Книга написана с таким почтением к шахматному гению, с таким преклонением, любовью и болью, что сразу вспоминаются еще в детстве поразившие бескорыстием строчки Ираклия Андроникова: "Я хочу рассказать вам...". Пабло Моран действительно пишет только то, что слышит, что твердо знает сам. Он с дотошностью документалиста перечисляет даты и партии, имена и географические названия. Ему больно и стыдно за поверженного кумира, за любимого человека, поэтому читать такой неровный в художественном смысле текст необычайно интересно и по-человечески поучительно. Автор не повторяет вслед за другими "нацист", "антисемит", "геронтоман" - он ищет не доказательства этим страшным обвинениям, а объяснение им или опровержение. Пабло Моран не делится наблюдениями в замочную скважину, он сомневается сам и просит усомниться читателя, зрелого читателя, которому пронзительно близка мысль Сергея Довлатова: "Не судить - это целая философия". Я искренне благодарна и рада, что редакция не ограничится публикацией только этого отрывка, а познакомит читателей и с другими актами драмы, борьбы и агонии одного гения.

Ирина Х.САНГУЭСА

Во время пребывания Алехина в Испании шахматы получили мощный импульс и завоевали несомненную популярность. До сих пор ни в одной книге не были собраны события последних дней жизни Алехина. Хотя личные обстоятельства его жизни были омрачены раздирающей душу скорбью из-за идущей войны, они-то, развиваясь естественным путем, и составили рельефный оттиск гениального чемпиона. Пабло Морану удалось создать образ, заполнивший пустоту, ощущавшуюся при знакомстве с делом жизни Алехина.

Вступление

Я - поклонник искусства Алехина, один из находящихся под магическим впечатлением от его партий, его духа борца, его тяжелого труда мыслителя. Поэтому моя книга наполнена такой любовью и болью. Я видел страдания несравненного поэта шахматной доски, когда он приехал умирать в Испанию.

Агония - греческое слово, имеющее значение "борьба". Агонизирует тот, кто живет в борьбе, кто борется с собственной жизнью, как это утверждает Унамуно в "Агонии христианства". Мы также полагаем, что человек никогда так не борется, как находясь при смерти. Поэтому, придумывая название книге, я отверг слово "закат". Закат Алехина начался задолго до переезда на нашу родину из нацистской Германии. В Испании началась ужасная агония Алехина, которая закончилась в Португалии. Этот последний период его жизни и следует считать агонией шахматного гения, длившейся с октября 1943 года по март 46-го. Трагическая эпоха для всего человечества! Из-за второй мировой войны партии чемпиона мира, сыгранные в Испании, слишком плохо известны, так как никогда не были опубликованы или промелькнули в газетах и журналах, как сама быстро- проходящая жизнь. То были не лучшие озарения Алехина, хотя в каждой из них блистает алмаз его гения. Партии не могли быть иными еще и потому, что он играл их уже больным, преждевременно постаревшим и опустошенным, это его самые трагические баталии на доске.

Драма гения, человека и мужчины, заключена в ответе, который он дал одному журналисту в Хихоне в июле 1944 года.

- Планы? Какие у меня могут быть планы? Лучшая часть моей жизни прошла между двумя мировыми войнами, которые покрыли Европу руинами и крестами, которые взяли в кольцо мою волю, привыкшую побеждать. Обе опустошили меня, но по-разному: когда закончилась первая, я был молод и имел непомерное честолюбие, а теперь нет ни того, ни другого.

I. Приговоренный к смерти

Много раз говорилось, что Алехин умер, мечтая о встрече с Ботвинником, уже имевшим мировое имя, - о встрече, в которой он разгромит молодого русского, потрясавшего скипетром. Мы в этом сомневаемся; Алехин был достаточно умен, чтобы сознавать как свою силу, так и свое положение, и он лучше, чем кто-либо другой, знал, что перед молодым советским чемпионом ему не устоять. Здоровье Алехина было разрушено непоправимо, но он всегда был борцом, к тому же нуждался в деньгах.

Алехин прекрасно сознавал, что дни его сочтены. Он жил, потому что надо было жить. Точнее сказать, ежедневно потихоньку умирал - сначала в испанских отелях, а потом в португальских. Врачи раздражали его. Возможно, Алехин ненавидел их за то, что они первыми рекомендовали ему бросить пить, повторяя, что каждый глоток коньяка или водки - это шаг к смерти. Доктор Рей Ардид, выдающийся психиатр, преподаватель сарагосского университета и бывший чемпион Испании по шахматам, не раз советовал ему бросить пить.

- Алехин никогда не слушал меня, - рассказывал нам доктор. - Мы сыграли сотни дружеских партий. Мне разрешалось высказывать суждение о какой-нибудь позиции, варианте. Он охотно признавал свои шахматные промахи, но как медика меня игнорировал.

Чуть больше повезло доктору Мартинесу Морено из Альмерии, куда Алехин приехал в 1945 году для участия в турнире, к сожалению, в состоянии опьянения. Благодаря заботам этого доктора Алехин смог играть после нескольких дней покоя и дезинтоксикации, но очень скоро принялся за старое.

В том же 45-м году в Хихоне он пришел на консультацию к доктору дону Казимиро Ругарсия, большому поклоннику шахмат, с которым Алехин подружился во время пребывания в этом городе.

- Сеньор Ругарсия, - сказал Алехин, - я пришел, чтобы вы мне открылись. Хочу знать правду о своем здоровье. Не обманывайте меня, скажите то, что есть.

Доктор Ругарсия тщательно осмотрел его и установил, что у Алехина очень запущенный цирроз печени.

- У него была огромная печень, - поведал нам дон Казимиро, - такая большая, что достигала правого соска.

Вылечить Алехина было невозможно.

- Он узнал о своем положении?

- Естественно. Мне ничего не оставалось, как сообщить ему об этом. Беседа развивалась так:

- Маэстро, вы должны бросить пить.

- Это я знаю. Все ваши коллеги говорят мне одно и то же.

- Вы совершаете самоубийство каждой рюмкой, которую выпиваете, и если не прекратите, умрете очень скоро.

- А если брошу - сколько проживу?

- Если будете осторожны и сможете вести более упорядоченную жизнь, проживете несколько лет.

Алехин посмотрел на доктора с сожалением, надел пиджак и, уходя, сказал:

- Тогда не стоит бросать.

Он продолжал пить во время всего пребывания в Испании, но с тех пор делал это тайно, как проказничающий ребенок. В отеле "Торговый дом", где он остановился в Хихоне, весь персонал боялся высокого иностранца, заказывавшего перед сном бутылку коньяка и все дни проводившего в пустой комнате.

Уже в июле 1945-го года Алехин знал, что его дни сочтены, и с этим знанием продолжал выступать в турнирах. С момента визита к доктору Ругарсия до его смерти не прошло и года. В течение этих месяцев Алехин возил с места на место свою смерть по Испании и Португалии, мечтая защитить звание чемпиона мира, а также пересечь Атлантику и достичь Северной Америки.

Может быть, он хотел своей несломленной волей победить судьбу, сокрушить свою печень, которая его съедала, как он сам сокрушил в свое время Капабланку, Боголюбова, Эйве... Но партия с судьбой была проиграна. Алехин - человек, который одержал победу над всеми противниками, - не сумел победить себя.

II. Франсиско Люпи, последний друг Алехина

Франсиско Люпи был, без сомнения, ближайшим другом Алехина, для которого добывал последние контракты и с которым сыграл его последнюю партию. Единственный достойный соперник угасающему в Португалии чемпиону, он умер в Мадриде в 1954 году почти в расцвете молодости. В 40-е и в начале 50-х Люпи участвовал в бесчисленных турнирах, сыграл матч с доктором Реем Ардидом и дал много сеансов одновременной игры по всей Испании.

Я познакомился с ним в Хихоне на международном турнире 1945 года, в котором он принимал участие вместе с Алехиным, Мединой и другими. Люпи был приветливым, сердечным, тонким в обращении и высококультурным человеком. Имел несомненный талант в шахматах, который неоднократно перед автором этих строк хвалил Алехин, но обладал не очень крепким здоровьем, и по окончании турнира в Мадриде должен был отправиться в санаторий из-за болезни сердца.

Об Алехине Люпи рассказывал много, и написанное мною вытекает из бесед, которые мы вели, прогуливаясь по улицам Мадрида.

- Алехин, - рассказывал Люпи, - оказался в Лиссабоне в январе 1940 года, когда вторая мировая война обагрила кровью поля и города Европы. Он приехал на пароходе из Америки (видимо, из Латинской, так как в испанском языке обычно уточняется, если речь идет о США - прим. перев.), где играл в общенациональном турнире и в других, более низкой категории.

Шахматные круги Лиссабона оживились, когда прошло известие о скором приезде чемпиона мира. Помню, нас было много - шахматистов, пришедших в порт, возбужденных предстоящим знакомством с гением! Мы оказали ему горячий прием, подготовили лучшие комнаты в роскошном отеле Эшторила и машину с шофером, предназначенную специально для него. Он производил впечатление короля на вершине славы и во всей мощи. Был высоким, сильным, барственным и очень приветливым.

В те дни Алехин совсем не употреблял алкоголь, но пил много кофе. Вспоминаю один вечер, когда во время сеанса одновременной игры он выпил за несколько часов что-то около 20 чашек кофе. Мы, португальские поклонники, были очарованы его любезностью, объяснениями и советами, а также блистательными выступлениями. Его пребывание было недолгим, поскольку Европа находилась в состоянии войны, и Алехин хотел вернуться во Францию, чтобы послужить родине, которая его усыновила. Так случилось, что несколько месяцев спустя я получил от него письмо: он нашел место переводчика во французской армии.

- Во время его выступлений в Португалии, - продолжал Люпи, - мое внимание привлекли слова жены Алехина Грейс, которая везде его сопровождала и все время предупреждала: "Осторожно с кофе, Александр!" Я также по истечении двух-трех часов игры давал ясно понять Алехину, что пора отдыхать.

Выступления Алехина в сеансах одновременной игры в Португалии дали следующие результаты:

Эшторил, 24 января 1940 г., 8 партий вслепую (+8-0=0);
Эшторил, 27 января 1940 г., 40 партий (+37 -1 =2);

Лиссабон, 1 февраля 1940 г., 40 партий (+28 -3 =9);
Лиссабон, 10 февраля 1940 г., 8 партий с часами (+8 -0 =0).

После разгрома Франции и с началом немецкой оккупации в том же сороковом году Алехин не участвовал ни в одном турнире. У нас мало информации о его шахматной деятельности того времени.

III. Снова в Португалии

- Когда Франция пала после удара гитлеровской армии, - говорил Люпи, - я снова получил письмо от Алехина, написанное в Испании. В нем говорилось, что он хотел бы вернуться в Португалию с намерением отплыть в Южную Америку.

В апреле 1941 года Алехин вновь приехал в Лиссабон. Но этот приезд отличался от предыдущего. Португалия была переполнена беженцами со всей Европы, а пресса - новостями с войны. Ни воодушевления, ни роскошных отелей, ни машины в распоряжении чемпиона.

Алехин выглядел очень постаревшим, исчезли прежняя представительность, пронзительный взгляд. Его супруга, американка по происхождению, вынуждена была постоянно находиться во Франции, чтобы оберегать замок, которым владела недалеко от Дьепа. Так как Германия не находилась в состоянии войны с США, Грейс не ощущала беспокойства по поводу оккупации нацистами Франции.

Первое, что мне бросилось в глаза, - Алехин курил, чего не было во время прошлого визита. Однажды на прогулке он сказал мне: "Минуточку, Люпи, извини меня".

- Алехин вошел в кафе, но так как он задерживался, я отправился на его поиски и нашел пьющим опорто стакан за стаканом. Это произвело на меня очень тягостное впечатление. Он не хотел, чтобы мы видели, как он пьет, поскольку во время первого визита Алехин постоянно хвалился, что стал трезвенником после матча с Эйве 1935 года. В эти дни мы попросили его высказать свое мнение об одной партии, выигранной португальской командой на Олимпиаде. И лишь после серии стаканов он был в состоянии говорить.

В течение нескольких месяцев Алехин дал ряд сеансов одновременной игры и сыграл несколько партий по консультации, однако некоторое время спустя у него на лице появилось воспаление. Видимо, сказывалась большая усталость, и Алехин провел некоторое время не играя.

- В сентябре того же года он выехал в Мадрид, и я снова потерял с ним связь, - продолжал Люпи. - Из специальных шахматных журналов я узнал, что Алехин участвовал в различных турнирах в Германии и в других странах, оккупированных Гитлером. В октябре 1943-го он снова оказался в Мадриде.

В июле сорок пятого я встретился с Алехиным в Хихоне. Это была уже тень великого чемпиона, он много пил, и у него появилась привычка принимать стимуляторы. Тот турнир он закончил неудачно, однако некоторое время спустя стал первым в Сабаделе. Алехин играл лучше, чем в Хихоне, но был очень далек от себя прежнего, побеждавшего в мировых турнирах.

Я спросил у Люпи:

- Ты веришь, что Алехин написал статьи против евреев в "Паризер цайтунг", когда столица Франции была оккупирована немцами?

- Мне он всегда говорил, - ответил Люпи, - что там нет ни одного его собственного слова.

То же самое утверждение слышал из уст чемпиона мира сам автор этой книги в Хихоне во время турниров 1944-45 гг. Люпи продолжал:

- В конце 1945-го я снова встретился с Алехиным в Мадриде. Он возвращался с Канарских островов, где провел серию выступлений, и выглядел гораздо лучше. Достигнутые результаты придали ему новые силы.

Доктор Морено говорил, что произошло медицинское чудо. Несколькими месяцами раньше я получил от него письмо, что состояние Алехина серьезное, давление очень высокое и он находится в тяжелой депрессии. Поэтому, встретив его в Мадриде, я очень обрадовался "обновлению" Алехина. Это означало, что вскоре он примет участие в лондонском турнире, объявленном в начале 1946 года по случаю победы над Германией и на который, по слухам, Алехин должен быть приглашен.

- Определенно, я покончил с алкоголем, - сказал мне Алехин, блестя глазами.

- В ту ночь летом 45-го, - говорил нам Люпи во время прогулки по улице Альберто Агилера, - я в самом деле подумал, что произошло чудо, но...

- Ты знал, что Алехин приговорен к смерти циррозом печени?

Люпи был очень удивлен, так как, несмотря на дружбу с Алехиным, чемпион мира не сказал ему ни слова.

- Он был, как ребенок, был уверен, что сможет победить цирроз, как победил Капабланку.

- В декабре 1945 года, - продолжал Люпи, - Алехина пригласили на турнир в Касерес, где участвовали три пары местных шахматистов, игравших по консультации, а Алехин и я - индивидуально. Когда я пришел к нему в отель, то нашел у регистратора записку Алехина с просьбой подняться к нему в комнату в любое время. Я вошел и увидел его в состоянии глубокой депрессии. Он сказал, что был приглашен на турнир в Лондон, однако приглашение затем аннулировали.

- Я думаю, что на самом деле Алехина убил отказ организаторов турнира, - грустно добавил Люпи.

- Как он сыграл в Касересе?

- Неожиданно плохо. Против меня он выдвинул скандинавскую защиту, и спустя 5 часов на доске сложилась весьма ясная ничейная позиция, которую он все время отказывался принять, что привело Алехина к поражению и потере в турнире 1-го места, которое завоевал я.

- Ты был рад выиграть турнир у чемпиона мира?

- Поверишь ли, Моран, но та победа над Алехиным, как в партии, так и в турнире, принесла мне наибольшую горечь за всю мою шахматную карьеру.

- Почему, Люпи?

- Алехин был кумиром моей жизни, а в Касересе я увидел поверженного кумира, пытавшегося бороться с судьбой. Я не выиграл ни партию, ни турнир: это Алехин совершил двойное самоубийство.

Во время второго пребывания в Португалии, в апреле 1941 года, Алехин выступал несколько раз. Сначала сыграл две консультационные партии против пяти национальных мастеров (в том числе Люпи) и выиграл обе.

6 апреля он выступил в Высшем техническом институте на 60 досках и спустя 7 часов добился результата +49 -3 =8. Несколько дней спустя сыграл в сеансе с часами против восьми соперников, одержал 6 побед и сделал две ничьи (Ф.Люпи, Карлос Пирес).

В Лиссабоне он провел несколько сеансов и разбил всех. Позже он вызвал уныние в Эспино, где дал два сеанса. В первом сражался вслепую с восемью игроками из шахматной команды Опорто, выиграв у шести, проиграв одну партию и еще одну закончив вничью.

Второй сеанс был против 44 противников с результатом +43 -0 =1.

V. Об руку с плутовством

В последние годы жизни Алехин сжился с плутовством, как наш знаменитый Лазарь из Тормеса. Чемпион мира очень хорошо знал, у кого не стоит выигрывать, и с улыбкой проигрывал или заканчивал партию вничью.

Алехин 1943-го у порога могилы был совсем не похож на того амбициозного молодого человека, каким он приехал к нам в 1922 году. Это был уже не король, посетивший Барселону в 1928 году после полной победы над Капабланкой, и не монарх образца 1935 года, который сразился с лучшими игроками мира на турнирах в Сан-Ремо (1930), Бледе (1931) и дважды побивший Боголюбова (1929 и 1934) в своем непреодолимом желании завоевать первенство мира. Какое значение имели для Алехина тех славных лет местные миниолигархи, провинциальные людишки или президенты объединений и федераций? Абсолютно никакого! Он был король, властелин мира, безоговорочно его признавшего и склонившегося перед его талантом. Спокойного мира, который постоянно предлагал ему контракты, хорошо платил и был благодарен Алехину за одно его присутствие на земле. Мира, который распахивал перед ним двери лучших отелей, внимал ему и преклонялся перед его гением. В том, покоренном мире Алехину никто не был равен и в мастерстве одновременной игры. Он уничтожал своих противников, рассеивал их и порабощал. Любители, побежденные Алехиным в сеансах, а особенно сыгравшие с ним вничью, гордились уже самим своим участием. Они становились влиятельнейшими людьми города, попадая в сети, расставленные чемпионом мира.

Алехина, которого мы застали умирающим в Испании, теперь волновали и мелкие олигархи, и более или менее важные промышленники, коммерсанты, владельцы казино, объединений и федераций. Они интересовали его потому, что, завоевав их симпатии, он мог получить новые контракты и расширить поле деятельности.

В сороковые, военные годы, когда Европу сравняли с землей всадники Апокалипсиса, Алехин уже не был властелином всего мира. Мир, который раньше преклонялся перед ним, теперь отвергал его, заигрывая с нацистами, просто потому, что у этого мира были более важные интересы. Он стал слишком маленьким для Алехина. Чемпион возвращался в Испанию, объезжал ее вдоль и поперек - чтобы быть на виду, как поговаривали в шахматных кругах. Он уже не мог реализоваться так, как в годы своего триумфа. Сейчас все было по-другому, панорама жизни диаметрально изменилась.

Алехин впервые блеснул в Хихоне в 1922 году. В королевском клубе яхтсменов Астурии 24 июня он выступил на 34-х досках и в рекордное время опрокинул одного за другим 34 шахматных короля. И среди них были такие доблестные противники, как Мануэль де лас Клотас, Серафин Альварес, Хуан Фернандес Руа и другие знаменитости города. В то время для Алехина все соискатели были одинаковы. Со всем присущим ему неистовством он стремился их победить и как можно сильнее унизить. Какая разница была для того Алехина между каким-нибудь служащим или миллионером? Никакой! Он был самым крупным миллионером, самым влиятельным из всех. Он был Алехиным, и его богатством, самым большим богатством, каким только можно владеть, был его блестящий талант.

Мы снова видим его в клубе яхтсменов Астурии 7 ноября 1943 г., бросающим быстрый взгляд на своих 30 противников перед началом сеанса. Один пронизывающий, глубокий, оценивающий взгляд, сразу схватывающий то, что может быть ему полезным, а что нет.

И мы видим, как он рассвирепел, когда Антонио Рико заговорил с одним из зрителей, демонстрируя способ, каким он выиграет у чемпиона мира. Алехин молнией очутился у доски и одним движением руки смахнул фигуры, объявив партию аннулированной. Она и не была засчитана - на следующий день в прессе говорилось только о 29 партиях вместо 30.

Обратите внимание на деликатность ситуации: король спокойно познает горечь поражений или принимает ничью против какого-нибудь недалекого влиятельного игрока, но приходит в ярость, если его разобьют силой шахмат, а не силой социальной или экономической.

Итак, Алехин проигрывает или соглашается на ничью с величиной, не меньшей, чем президент объединения или федерации, с улыбкой на губах. А тот, опьяненный успехом, весело рассказывает друзьям или служащим, как он победил чемпиона мира. И имена этих "победителей" Алехина появлялись в информационных бюллетенях, а та или другая партия печаталась в каком-нибудь специальном издании...

В комплектах испанской периодики того времени было немало подобных публикаций, и если найдется какой-нибудь терпеливый читатель, который предпримет исследования, то он сможет увидеть много знакомых имен финансистов, промышленников, коммерсантов, в чью специальность не входит игра в шахматы. И Алехин принимал сострадание к себе с тем изяществом, с которым шахматным фигурам чуждо любое чванство.

Не верится, что увиденное нами в Хихоне было единичным случаем. Подобное, как нам рассказывали, случалось во всей Испании.

Источник: http://www.64.ru/1998/03/66-1.rhtml

Hosted by uCoz