Миниатюры от Анастасии

Асорин. Исторические эпизоды. Королевская учтивость.

1525 год. Карл V спешно прибыл из Толедо в Мадрид. Пленённый им Франциск I, король Франции, занемог. Он не вынес тяжести плена. Над ним чужое небо, воздух здесь сух и зноен - не то что мягкий ласковый ветерок Франции. Король отказывается говорить с окружающими, он обессилел, оттого что часами смотрел на клочок раскаленного синего неба в окне - ему хотелось бы видеть чудесное серебристо - серое небо Парижа. Пленник заболел с тоски, и всемогущий монарх спешит навестить его. Уже слышен в соседней комнате шум шагов сопровождающей его свиты. Дверь открывается, и в её тёмном квадрате появляется величественная фигура Карла V. Он задерживается на пороге, и на губах его приветливая улыбка. Король Франциск лежал в постели. Увидев входящего императора, он привстал на своём ложе. Карл не спеша приблизился к постели больного и обнял его. Какое - то время они стояли, обняв друг друга. Затем завязалась сердечная беседа. Это были уже не император и пленённый им король, не король в плену у императора. Перед нами были два старых добрых друга. Король обращается к императору: "Сеньор, перед вами ваш пленник и раб". Слова его выражают покорность; император отвечает ему в самом любезном тоне. Свидание длилось полчаса. За эти полчаса Карл и Франциск обсудили весьма важные вопросы ; разговор будет продолжен на следующий день. Выйдя от больного, Карл сразу мрачнеет, и рука его нервно сжимает рукоятку шпаги. В это время пленённый Франциск, бессильно упав на подушки, в раздражении комкает полотно простыни.

Анонимная эпиграмма

У нас достойная семья:
отец мой лечит люд окрестный,
мой старший брат - священник местный,
и, наконец, могильщик - я.

Кто занемог, - чтоб не усоп, -
папашу кличут в одночасье,
за ним мой брат выходит в рясе,
а там и я тащу свой гроб.

Когда объявится больной,
и денег в доме маловато,
не надо звать отца и брата, -
пошлите сразу же за мной.

- Tengo a mi padre doctor
- dijo a Vicente Ventura -,
mi hermano mayor es cura
y yo soy enterrador.

Cuando alguno enferma aqui,
lo ve mi padre temprano,
a seguida va mi hermano,
despues me llaman a mi.

Quien ahorrar quiera dinero
y enfermo se llegue a ver
lo mejor que puede hacer
es llamarme a mi primero.

* * *

Скупец ( наслал же черт трахому
На левый глаз ) побрел к врачу:
"Свой глаз я вылечить хочу".
Гален ответствовал больному:
"Ну что ж, пятьсот дукатов с вас".
И крикнул тут скупец Галену:
"Пятьсот ?! Да я за эту цену
Продам второй, здоровый, глаз!".

De no se que enfermedad
cego de un ojo un avaro,
y al medico el caso raro
fue a contar con ansiedad.
Cien ducados el galeno
por la cura le pidio.
- Cien ducados! - respondio -,
a ese precio os vendo el bueno.

* * *

Мой критик, надоевший всем глупец,
В моих стихотвореньях зачастую
Пытается найти строку плохую
И с радостью находит наконец.
А я его труды листаю снова,
Найти желая сносную строку.
Однако так себе и не могу
Доставить удовольствия такого.

Mi censor, nimio a mi ver,
hallar en mi obra procura
algo digno de censura,
y al fin logra ese placer.
Yo, indulgente mas que justo,
en sus obras quiero hallar
algo que pueda alabar;
pero no logro ese gusto.

* * *

Мигель де Унамуно "Кровь души" / Miguel de Unamuno "La sangre del espiritu"

Ты - кровь души, испанский мой язык!
Отчизна всюду мне, где речь родная
звучит и льётся - ведь её родник
полмира затопил, не иссякая.

Уже латынь Сенеки твой расцвет
Пророчила вернее гороскопа.
С тобой Европой сделалась Европа.
С тобой Колумб удвоил белый свет.

Язык мой - как ковчег. И в нём плывёт
Рисаля и Хуареса народ;
десятки рас и племена без счёта...

Он никому не тесен и не мал.
Не зря на нём Сервантес написал
евангелие нам - от Дон - Кихота.

La sangre de mi espiritu es mi lengua
y mi patria es alli donde resuene
soberano su verbo, que no amengua
su voz por mucho que ambos mundos llene.

Ya Seneca la preludio aun no nacida,
y en su austero latin ella se encierra,
Alfonso a Europa dio con ella vida,
Colon con ella redoblo la tierra.

Y esta mi lengua flota como el arca
de cien pueblos contrarios y distantes,
que las flores en ella hallaron brote

de Juarez y Rizal, pues ella abarca
legion de razas, lengua en que a Cervantes
Dios le dio el Evangelio del Quijote.

* * *

Хуан Рамон Хименес / Juan Ramon Jimenez

Чуть желтеет луна за седой пеленою,
и сырой полумрак, как аквариум, зелен.
В золотистую муть под размытой луною
призрак сада плывёт, как туман из расселин.

И цветы незнакомы, и горечь туманна.
И что было родного - утрачено снова.
И бессонный хрусталик в тумане фонтана
плачет мёртвым напевом из мира иного.

Una luna amarilla alumbra vagamente
el cielo de neblina, verde como un acuario,
y , a su humedad de oro y a su lumbre indolente,
el jardin es un palido jardin imaginario.

La tristeza es opaca y el amor es distante,
las rosas de la noche piensan en lo errabundo,
y en la fuente de bruma, el velado diamante
canta canciones muertas de fuentes de otro mundo.

Источник: Прислано Анастасией СУВОРОВОЙ