Мои домашние обычно поручают покупать продукты именно мне. Они уверены, что в этом деле я куда более одаренный, чем в живописи, которой занялся по причине безработицы и для успокоения души, терзаемой ностальгией. Может быть, мои домашние правы, если учесть, что покупкой продуктов на рынках и в магазинах в Стране дефицита, как и большинство моих сограждан, я занимался многие годы, особенно после женитьбы, а живописью увлекся недавно.

В покупке продуктов я вижу своеобразный ритуал, такой же, как, скажем, у японцев чаепитие, а у эскимосов курение трубки. На нашем послевоенном рынке можно было купить все, были бы деньги: открытки с изображением эротических сцен, трофейные унитазы, офицерские сапоги, губную гармошку, табак с плантаций Вирджинии, валенки, бюстгальтеры, свежие французские булочки... Всего не перечислить. Наш рынок был для меня своеобразным театром, где шли спектакли на любую тему - от суровой и жестокой реальности до абсурдно-комедийного и даже сюрреалистического жанра, что вполне мог бы подтвердить один только пример. Инвалид войны без обеих ног, передвигаясь по снегу вдоль торговых рядов на коляске (ею была деревянная колодка, к низу которой были приделаны шарикоподшипники), с морской свинкой на плече, выкрикивает: "Гадаю судьбу! Свинка Оля вам расскажет о вашем прошлом и будущем. Настоящее вы знаете сами. Прошлое, может, успели забыть. Свинка Оля не простая, родословная ее берет начало в Индии, в стране магов и волшебников. Гаданье стоит всего рубль”.

Желающих находилось немало. Свинка Оля кормила инвалида. Она - вполне достойный пример для защитников не только животных и растений, но и людей. Инвалид войны со свинкой Олей на холодном снегу - это же эпизод для дальнейшего развития сюрреалистического сюжета.

Продавали все, и покупалось кое-что, больше из съестного, время было голодное. Мой отец ловко торговался, сбивая спекулятивные цены. Я учился у него с младенчества и, кажется, превзошел его, что вполне логично.

На этот раз семейство решило полакомиться курятиной, и я отправился за покупкой этой славной домашней птицы, питая давнее уважение к ее мужской половине - причина на то была. В те же послевоенные годы нас, без преувеличения, спас от голода петух моей тетушки, жившей в селе. Это был породистый петух с осанкой, который мог бы позавидовать любой лорд. Как и положено породистому петуху, он не оставлял без внимания ни одну из пеструшек, которых при дворе моей тетушки было вполне достаточно. Породистость петуха проявлялась еще и в том, что после контакта с ним, куры сразу же спешили снести яйца. А яйца, как известно, продукт калорийный и вкусный в любом варианте - всмятку, вкрутую или же зажаренные с лучком. Петух был безудержно любвеобилен, и тетушке удавалось вскармливать яйцами не только свое многодетное семейство и ближайшее родство, но и выручать достаточно денег от их продажи. Когда-нибудь я все же изображу на холсте этого славного петуха.

Я с удовольствием пошел за желанной для всех моих домашних покупкой. Был субботний день. Несмотря на зиму, солнце Кастилии нежно ласкало и предвещало лучшее будущее. С хорошим настроением я зашел в магазин, где глаз не сразу смог остановиться на чем-то определенном - ассортимент предлагаемой птицы был разнообразный. Я долго прицеливался, выбирая птицу. Наконец, остановился на бройлерных курах - увесистые, они отличались от остальных золотистым отливом, по которому можно было предположить, что вскормлены они натуральным продуктом. Молодой симпатичный продавец, внешне похожий на моего любимого певца Пласидо Доминго, звонким тенором спросил меня:

- Кэ кьере, кабальеро?

- Йо кьеро дос пойас! - в тон ему ответил я, кивнув на бройлерных.

- Кэ, кэ? - переспросил продавец, и брови его остановились на удивленном фортиссимо. - Пердонэ...

- Дос польяс, - четко повторил я.

В конечном итоге он сообразил, что мне надо, и кинул на весы двух бройлерных. Тем временем я заметил, что окружающие как-то странно реагируют на мою персону. Кто-то отвернулся, прикрывая смешок ладонью - таких было большинство, кто-то, оцепенев, разглядывал меня, как диковинку из зоопарка, а важный сеньор, успевший купить индюшку, смотрел на меня в упор, как торреро на быка перед тем, как окончательно разделаться с ним. Со мной бывает, что я забываю застегнуть молнию на штанах, могу надеть наизнанку свитер или не успеть причесаться. На этот раз все было в порядке, и я, недоуменно пожав плечами, принял покупку и, расплатившись, с достоинством удалился.

Дома я в подробностях рассказал о необычной ситуации в магазине. Первым, как всегда, разгадал причину мой старший сын.

- Повтори, - сказал он, - как ты попросил куриц на испанском? Только четко...

- Дос польяс!

Реакция моих домашних, намного лучше знавших испанский - в отличие от меня, у которого к изучению языков какая-то врожденная неспособность - была такая же, как в магазине.

Сын кивнул мне на выход - в прихожую. Я повиновался.

- Папаша, - сказал он, чувствуя себя со мной в свои двадцать вполне на равных, что понятно в стране демократии. - Учи язык, уважай страну, в которой живешь и не голодаешь. А "польяс" означает то, благодаря чему появились на свет твои дети.

- Как это?! - я хотел уже осерчать на сына. - Ты что это...

- Да, да, "польо", это цыпленок или молодая курица, запоминай, а "полья", где окончание "а" - есть то самое, что у всех в магазине вызвало необычную для тебя реакцию. Уловил?..

- Такой нюанс и с такой катастрофической разницей.

- Учи язык, - повторил сын, - и не будет катастроф.

Я хотел сказать: "А ты научись сначала покупать продукты подешевле и получше”, - но смолчал, правда на этот раз была за ним. Ему-то к чему знать о моем далеком послевоенном детстве с инвалидом без обеих ног на снегу и с морской свинкой из далекой Индии по имени Оля.

Руслан ГАЛАЗОВ