Геннадий Рождественский
Моя Испания

Впервые я посетил Испанию в начале 1966 года. Советскому гражданину сделать это в то время было довольно трудно. Дело в том, что СССР не поддерживал тогда дипломатических отношений с Испанией, а, следовательно, получить испанскую визу в Москве было невозможно. Однако наш тогдашний “монопольный хозяин” – Госконцерт СССР – заключил контракт с испанской концертной дирекцией “Кесада”, имевшей свое представительство в Аргентине. По плану моих гастролей Испания находилась между Израилем и Голландией. В Москве мне разъяснили, что испанскую визу я легко смогу получить в Израиле, где я должен был находиться около трех недель. По прибытии в Тель-Авив я сразу же, в аэропорту “Бен Гурион”, попросил встречающего меня представителя оркестра помочь мне в получении испанской визы. Что же услышал я в ответ?

“Израиль не поддерживает дипломатических отношений с фашистской Испанией, в Тель-Авиве нет ни испанского посольства, ни консульства”. “Что же мне делать?” – спросил я. -“Ехать в Мадрид через любую страну, имеющую испанское посольство, скажем, через Вену или Париж”.

Это предложение было для меня неприемлемым по двум причинам: отсутствию в моем паспорте австрийской и французской виз и отсутствию времени, необходимого для их получения. У советского гражданина такая процедура отнимала около двух недель. “Ну, что ж, – подумал я, – нет, так нет...” и вдруг услышал тихий голос: “Вам нужна испанская виза? Так вы будете ее иметь через меня. Позвольте представиться – технический администратор Израильского Филармонического Оркестра Шапиро. На следующей неделе мы с вами поедем в Иерусалим и там все сделаем. В Иерусалиме живет мой приятель, он консул Испании в Иордании”.

И вот мы в Иерусалиме. Машина останавливается в тесном переулке перед невзрачным домиком. Дверь отворяет хозяин, испанский консул в Иордании, каждый день дважды пересекающий израильско-иорданскую границу – на работу и обратно, домой.

Милейший консул вручил мне кипу анкет на предмет внесения в них огромного количества сведений, касающихся не только меня, но и моих родственников со стороны матери и отца, включая бабушек и дедушек. Надо сказать, что мои ответы были совершенно фантастическими, поскольку я не помнил дат рождения и смерти целого ряда родственников, а иной раз и их фамилий! Я писал все, что мне приходило в голову. Взяв документы, консул сказал, что отправит их дипломатической почтой в Мадрид и надеется получить ответ в пределах десяти дней. Что и произошло. Испанское Министерство Иностранных Дел, ознакомившись с моими анкетами, сочло возможным выслать мне въездную визу, и через несколько дней я благополучно приземлился в Мадридском аэропорту “Барахас”.

В таможенном зале – огромный портрет генералиссимуса Франсиско Франко. Он сурово и величественно взирает на прибывших. Таможенник в шикарном мундире с аксельбантами. “Откройте этот чемодан”. Достаю из кармана ключ. “Хорошо, не надо, откройте теперь вот этот”. Достаю другой ключ. “Хорошо, не надо”. И так четыре раза! Гостиница “Лус Паласио”, неподалеку от площади Сибелес в центре Мадрида. Прошу портье: “Будьте любезны, соедините меня с Москвой”. Крайнее недоумение: “К сожалению, сеньор, это абсолютно невозможно, мы находимся с СССР в состоянии войны...” Оказывается, юридически никто не оформлял окончание военных действий 1 апреля 1939 года! Оно в принципе осталось “первоапрельской шуткой”! Перепуганный портье в конце концов с трудом согласился на отправку телеграммы “в стан противника”, предварительно проконсультировавшись “с кем следует” по телефону...

На следующий день я поехал на репетицию: мне предстояло сыграть программу, включавшую в себя симфонию Чайковского “Манфред” с оркестром Испанского радио. Собственно говоря, в Мадрид меня пригласил Игорь Борисович Маркевич, когда давал в Москве мастер-классы, дирижировал “Весной священной” Стравинского и был гостем в моем доме. Он тогда руководил Оркестром Испанского Радио и охарактеризовал его мне как один из лучших в Европе. Именно поэтому я и включил в программу “Манфред” – пьесу очень трудную. К моему ужасу, после попытки сыграть первые две страницы, я понял, что об исполнении “Манфреда” не может быть и речи! Оркестр на деле оказался не “одним из лучших в Европе”, а “одним из худших”. Когда я предложил заменить “Манфред” на что-нибудь другое, никто особенно не расстроился, а, скорее, наоборот...

“Принесите мне, пожалуйста, каталог вашей нотной библиотеки, – сказал я директору оркестра, – будем отталкиваться от реального наличия нот”. Из всего каталога оказалось возможным выбрать “Прелюды” Листа, “Ночь на Лысой Горе” Мусоргского и “Неоконченную симфонию” Шуберта. “Теперь хорошо бы было найти какого-нибудь солиста – робко сказал я, – пианиста, скрипача, виолончелиста...” “Сейчас в Мадриде никаких солистов нет”, – последовал ответ.

“Ну, тогда, может быть, певец или певица с оперными ариями?”

“В Мадриде нет оперного театра”.

“Тогда, на худой конец, кто-нибудь из духовиков, солистов оркестра?”

“Да, это возможно, мы можем предложить вам нашего первого гобоиста сеньора Сальваторе Тудэла, он сможет сыграть Концерт для гобоя Чимарозы”.

Так и сложилась невообразимая программа :

Шуберт – “Неоконченная симфония”
Чимароза – Концерт для гобоя
Мусоргский – “Ночь на Лысой Горе”
Лист – “Прелюды”.

Должен добавить, что во время репетиций простенького концерта Чимарозы первые скрипачи просили ряд эпизодов играть на октаву ниже по причине “неисполнимости” оригинала – слишком высоко!

Что-что, а успех концерта был огромный. Зал был переполнен. Не успели растаять последние такты шубертовской симфонии, как раздался гром аплодисментов и крики “браво” такой интенсивности, каких удостаивается разве что тореадор, элегантнейшим образом заколовший быка на корриде.

Для подготовки этой программы мне была предоставлена целая неделя, так что я имел возможность как следует познакомиться с такими мадридскими достопримечательностями, как музей Прадо и монастырь Сан-Антонио делла Флорида, украшенный фресками Гойи. Кроме того я смог на несколько часов /увы!/ выехать в Толедо, где был абсолютно потрясен шедеврами Эль-Греко.

В Испании со мной работал переводчик – Габриэль Амийяма, эвакуированный, как множество испанских детей, во время гражданской войны из Испании в СССР, где провел более двадцати пяти лет. Он рассказал мне историю, случившуюся в мадридской газете “Я”: один журналист опубликовал сенсационное сообщение о бежавшем из-под ареста Берии, который высадился в испанском городе Кадиксе! (1) Заведомо абсурдное сообщение было помещено в газете с целью ее успешной распродажи. “Какова же была реакция читателей?” – спросил я у Габриэля. “Ну, как тебе сказать, – ответил он, – приблизительно такая, какая могла бы быть у тебя, если бы ты прочел в “Вечерней Москве”, что Франко высадился в Малаховке!”

Кстати о Франко.

До визита в Испанию я, стараниями советской пропаганды, знал, что страной правит отвратительный фашист, “кровавый каудильо”, поместивший в застенки мадридской тюрьмы Карабанчель половину населения Испании, а остальную половину лишивший каких-либо свобод. Да, действительно, Франко был диктатором и абсолютным “хозяином” Испании. В каждом учреждении, каждой таверне висел его портрет. Но ... велико было мое удивление, когда в большом книжном магазине, расположенном на главной мадридской улице Гран Виа, я обнаружил полное собрание сочинений Ленина на русском и испанском языках.

Читайте, друзья мои, изучайте на здоровье, но если будете претворять ленинские идеи в жизнь, попадете в “кровавый застенок” или будете высланы из страны ...

Похожую ситуацию я наблюдал в свое время в титовской Югославии. В Национальном Музее в Белграде я увидел симпатичные пейзажики, подписанные Моше Пьяде – ярым противником Тито, высланным последним за границу. Ну и что? Пьяде-политик не имеет никакого отношения к Пьяде-живописцу!

Вот вам и диктатура ...

Удивительный памятник франкистского времени – так называемая “Долина погибших”: гигантский мемориал, расположенный в горах Сьерра-Невада по пути из Мадрида в Эскориал.

Франко приказал выдолбить в скале огромный туннель, в котором, по его мысли, могли бы быть похоронены жертвы гражданской войны, сражавшиеся за него и против него. Члены семей погибших могли подать правительству прошение о перенесении праха их погибшего родственника в национальный пантеон. Когда я посетил “Долину погибших” в 1966 году, сразу после входа в туннель была видна ниша, завешенная национальным испанским флагом. Здесь должен был быть похоронен Франко. Сейчас он там.

После 1966 года я бывал в Испании много раз. Я дирижировал в Мадриде Национальным Оркестром Испании, могущим оспаривать звание “одного из худших в мире” у Оркестра Испанского Радио. (2)

Почему? Да потому, что музыкант, попавший в этот оркестр по конкурсу, согласно испанским законам остается в нем пожизненно, вне зависимости от качества его игры. Отсюда массовый “отток” талантливой молодежи, получившей музыкальное образование в Испании, за границу – в Испании не найти работу ...

Понятие “дисциплина” в Национальном Оркестре Испании вообще отсутствовало. Самым опасным было остановить оркестр на репетиции по тем или иным соображениям. После остановки продолжать работу было практически невозможно из-за непрекращающейся громкой болтовни. Как-то раз я вышел на репетицию и занял свое место за пультом, но начать не смог из-за страшного шума. Простояв минуты две (!), я ушел к себе в комнату. Приблизительно минут через пятнадцать (!) ко мне явился директор оркестра и попросил, как ни в чем не бывало, пройти на репетицию. Оказывается никто просто-напросто не заметил, что я уже был на сцене! “Оркестр очень любит Вас, маэстро, – заверил меня директор, - с другими дирижерами бывает еще хуже”.

Национальный Оркестр Испании был не в состоянии мало-мальски пристойно сыграть со мной музыку балета Мануэля де Фальи “Треуголка”. Я уже не говорю о таких вещах, как “23-й Псалм” Александра Цемлинского или сюита “Дон-Кихот” Роберто Жерара. К счастью, мое знакомство с большими /я имею в виду количественный состав!/ испанскими оркестрами ограничилось только двумя, обычно я дирижировал в Испании иностранными – Оркестром Министерства Культуры из Москвы, стокгольмским Королевским Филармоническим Оркестром, Лондонским оркестром “Филармония”. Последний оставил в моей памяти неизгладимое впечатление. Вместе с ним я принял участие в трех фестивалях: брамсовском и брукнеровском в Мадриде и бетховенском в маленьком городке Виго на северо-западе Испании, неподалеку от португальской границы (3).

На этих фестивалях я дирижировал Шестой симфонией Брукнера, Третьей Брамса и Третьей Бетховена. Затрудняюсь сказать, какой из них в исполнении оркестра “Филармония” следовало бы отдать предпочтение. Скажу только, что я нигде и никогда не чувствовал столь обольстительной свободы музицирования при капризнейших сменах пульса в первых частях симфонии Бетховена и Брамса или построения формы в полиритмической медленной части брукнеровской симфонии. И это было достигнуто после невообразимо малого репетиционного времени в Лондоне - одна репетиция длительностью в три часа на программу. Да живут и здравствуют английские оркестры!

Разуверившись в возможностях испанских оркестров, я дал себе слово не сотрудничать с ними в будущем.

Однако где-то году в 1993 мой испанский импресарио и друг Альфонсо Айхон как-то мимоходом сказал, что в Испании существует превосходный оркестр, находящийся в городе Кадакес. Я, к стыду своему, не знал, где этот город находится. Оказалось, что он расположен в ста семидесяти четырех километрах на север от Барселоны, на берегу моря, в зоне так называемой “Коста Брава”.

Я дал согласие приехать в Кадакес на летний фестиваль 1994 года. Во время этого фестиваля в Кадакесе проходил международный конкурс дирижеров, в члены жюри которого я также был приглашен. Оркестр в Кадакесе оказался действительно превосходным. Правда, назвать его испанским можно было с большой натяжкой. Оркестр функционировал только во время ежегодных летних музыкальных фестивалей и был составлен из “отборных” музыкантов Европы, преимущественно Англии и Голландии. Достаточно сложную программу моего концерта (Гайдн – Симфония № 53, Шнитке – Кончерто-гроссо № 6, Кодаи – “Танцы из Галанты” и Стравинский – сюита “Пульчинелла”) оркестр сыграл отлично. Музыканты не “работали”, а музицировали для своего собственного удовольствия. Созданию такой атмосферы в большой степени способствовал организатор кадакесского фестиваля – Лоренс Кабальеро – хороший музыкант и славный человек. В программе дирижерского конкурса стояло обязательное сочинение для всех его участников – “Далиниана” Кристобаля Хальффтера – очень интересное и весьма трудное сочинение, которое было буквально “проглочено” кадакесским оркестром, что вызвало восторженную реакцию автора, входившего в состав жюри.

Лоренс Кабальеро подарил мне целую коллекцию испанских партитур XVIII века, познакомив меня тем самым с богатейшим “пластом” испанской музыкальной культуры. В эту коллекцию входила партитура увертюры к “Севильскому цирюльнику” ... Рамона Карнисера, фигурировшая, кстати сказать, в качестве обязательной пьесы на кадакесском дирижерском конкурсе. Этот незаурядный композитор – его полное имя Рамон Карнисер-и-Баттл – родился в каталонском городе Таррега 24 октября 1789. Мальчиком пел в хоре Барселонского Собора, где также обучался игре на органе. Некоторое время Карнисер жил в Лондоне, а по возвращении в Барселону стал дирижером в “Театре Святого Креста”(1818). Согласно традиции того времени, Карнисер писал “вставные” номера к разным операм, в том числе к “Золушке” Россини. А для “Севильского цирюльника” он написал две “вставные” испанские песни и увертюру. Карнисер знал (в отличие от некоторых современных критиков! ), что “Севильский цирюльник” не имеет оригинальной увертюры, а использовать увертюру к “Елизавете – королеве Англии” он не мог, так как эта россиниевская опера была недавно поставлена в Барселоне. Поэтому Карнисер сочинил новую увертюру к “Севильскому цирюльнику”.

Кадакес обворожителен! Гостиница “Плайя Соль”/”Площадь Солнца”/ расположена таким образом, что, выходя из ее вестибюля, вы шагаете прямо в море, и в какое море! Очень трудно заставить себя выйти из него после утреннего купания, но вы знаете, что через пятьдесят шагов можете броситься в пресный бассейн, расположенный в живописнейшем дворике гостиницы, откуда уже можно не вылезать до обеда, сервированного под сенью олив в этом же дворике ...

Главная “достопримечательность” Кадакеса – Сальвадор Дали. Это – идол Кадакеса. Дали долго жил в Кадакесе, там находится его дом /”Порт Лигат”/, в двадцати километрах от Кадакеса, в городе Фигейрос, огромный музей Дали, внутри которого художник похоронен.

Сальвадор Дали начал рисовать Кадакес в 1917 году – “Вид Кадакеса с тенью горы Пани”, и сделал множество кадакесских пейзажей на протяжении последующих трех-четырех лет. Лучшие работы этого периода – “Кадакесская гавань ночью”/1919/, чем-то напоминающая ранние вещи Франтишка Купки, и очень “сезаннообразная” “Панорама Кадакеса”/1923/. Удивительно красива картина Дали “Фиеста у монастыря Святого Себастьяна в Кадакесе”/1920/, по красочному спектру и пульсации движения напоминающая работы Киса ван Донжена, а по “вытянутости” персонажей – вещи Эль Греко, Алессандро Маньяско и Модильяни.

В Кадакесе гостями Дали были Поль Элюар, французский поэт, бывший муж спутницы жизни Дали Елены Дмитриевны Дьяконовой, поэты Ренэ Шар, Ренэ Кревель и Андрэ Бретон, художники Пабло Пикассо, Марсель Дюшамп, Мэн Рэй и Валентина Гюго – вот компания какая!

Я ясно представляю себе этих людей на узеньких улочках Кадакеса, на берегу моря, в соборе, построенном руками местных жителей-рыбаков, работающих на стройке храма безвозмездно. Украшение собора – деревянный резной позолоченный алтарь, воздвигнутый в 1729 году. Во время гражданской войны атеиствующие анархо-коммунисты хотели уничтожить этот алтарь. Способ был избран простейший – зацепив канатную петлю за верхушку алтаря, свалить его. Но это оказалось невозможным из-за размеров алтаря: упав, он убил бы разрушителей. Решили сжечь алтарь внутри собора. Однако нашелся отважный кадакесец, собравший верующих, которые за одну ночь воздвигли перед алтарем прочную кирпичную стену. И коммунистам пришлось удалиться, не солоно хлебавши.

Во многих магазинчиках и ресторанчиках Кадакеса выставлены старинные швейные машинки. Это ведь тоже Дали!

“Швейная машинка, – писал он, – очевидный женский символ с донельзя акцентированными атрибутами. Игла ее, преисполненная губительной каннибальской мощи, легко отождествляется с тончайшим сверлышком сакральной самки “богомола”, когда та опустошает своего самца – свой зонт! – обращая его в измочаленную поникшую жертву. А не таков ли всякий закрытый – по прошествии любовных триумфов – зонт, еще недавно яростный и упругий?”

Когда мы с женой и сыном играли в Кадакесском Соборе Шестой Кончерто-Гроссо Альфреда Шнитке для скрипки и фортепиано с оркестром, вспомнились слова Дали: “Что же такое рояль? Скопище звуков – необходимых и достаточных”.

Однажды я встретил Дали, сопровождаемого Еленой Дмитриевной, на Пятой Авеню в Нью-Йорке. Он был в леопардовой шубе, не взирая на страшную жару, и “прощупывал” своими знаменитыми усами каждого встречного и поперечного. Мне рассказывал Николай Александрович Бенуа, что как-то Дали согласился прийти в театр “Ла Скала” для переговоров о возможном сотрудничестве. Дали долго не появлялся в приемной, а когда величественно вошел, на кончиках его усов были прикреплены две гвоздики. Остолбеневшему Николаю Александровичу он сказал: “Извините за гвоздики, сейчас не сезон хризантем!”

В довольно редко встречающейся сейчас на книжном рынке книге Сальвадора Дали и фотографа Филиппа Хальсмана “Усы Дали” есть великолепная фотография с подписью: “Что Вы думаете о коммунизме и его прогрессе за последние сто лет?” На знаменитые усы подвешены портреты-медальоны: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин и ... Маленков.

Какая, однако, честь для Георгия Максимовича!

Помимо Сальвадора Дали Кадакес рисовали и другие большие мастера. Среди них Андрэ Дерэн(1880-1954). Его полотно “Вид Кадакеса” (1910) находится в Пражской Национальной Галлерее. Известнейшая работа сюрреалиста Ренэ Магритта (1898-1967) “Угрожающие времена” (1929) тоже написана в Кадакесе.

Кадакес выбрал постоянным местом жительства известный английский скрипач, основатель лондонского ансамбля “Мелос” Тревор Вайль. Человек с ампутированными ногами, передвигавшийся по Кадакесу на специальной моторизованной инвалидной коляске, Тревор Вайль был настоящим оптимистом, любившим жизнь, посещавшим в Кадакесе все концерты и отдавшим заслуженную дань замечательным испанским винам. Его можно было встретить в одном из кадакесских кабачков, где он засиживался далеко за полночь, окруженный внимательными слушателями его интересных рассказов о “людях, годах, жизни”.

В 1995 году Тревор Вайль умер в Кадакесе.

В 1996 году я встретился в Кадакесе с двумя “ветеранами”, восьмидесятилетними композиторами: каталонцем Ксавье Монтсальважем и французом Жаном Франсэ. Последний выступил солистом в моем концерте, сыграв свои Концертино для фортепмано и небольшую забавную вещицу “Посвящение моему другу Папагено”, сочиненную на темы из “Волшебной Флейты” Моцарта. Пальцы восьмидесятилетнего “ветерана”, или, как я назвал его, “дервиша”, еще довольно быстро бегали. Жан Франсэ говорил только о себе и своих сочинениях, чего нельзя сказать о несколько суровом, скромном и чрезвычайно вежливом Ксавье Монтсальваже – весьма почитаемом в Каталонии композиторе, авторе очень талантливой оркестровой пьесы “Морфологическая дезинтеграция Чаконы И. С. Баха”, на много лет предвосхитившей появление денисовской версии “разрушения” баховского шедевра.

Каталонский поэт Виктор Рахола посвятил такие строки:

ПОСВЯЩЕНИЕ

Две сестры у старого Кадакеса:
Младшая – Сельва и старшая – Розес (4).
Жизнь их в туманах и северных ветрах,
Любят они друг друга.

Кольцо из гранита опоясывает букет –
Розы бутон – Розес, лилия – Кадакес, гвоздика – Сельва ...
Влюбленный в сестер Кадакес,
Обнимает их, нимбом венчая матери вечной – Греции.

Еще одно испанское “чудо” - город Куэнка с его “висящими” на крутых склонах скал жилищами. Испанцы называют их “casas colgadas” - “подвешенные дома”. Я дирижировал в Куэнке в рамках Фестиваля религиозной музыки ораторией Онеггера “Царь Давид” в оригинальной редакции для камерного оркестра /играл кадакесский оркестр/.

Было приятно встретиться с художественным директором фестиваля Игнасио Йепесом – сыном превосходного испанского гитариста Нарциссо Йепеса и моим бывшим учеником, занимавшимся со мной на летних дирижерских курсах в итальянском городе Сиена. И если в Сиене я был потрясен зрелищем “Палио” – ежегодным конным соревнованием “контрад” – команд всадников, представлявших разные районы Сиены, то в Куэнке неизгладимое впечатление произвели процессии молящихся, одетых в “ку-клус-клановские” балахоны и несущих на своих плечах огромные деревянные скульптуры – аллегории библейских героев.

В Куэнке находится Музей испанского абстрактного искусства. В нем выставлено около семидесяти работ испанских художников-абстракционистов. На общем фоне унылых и крайне однообразных полотен, по преимуществу не имеющих названий, а только лишь пронумерованных, забавное впечатление производят чудовищно уродливые портреты Бриджит Бардо и Джеральдины Чаплин работы Антонио Суареса и талантливая, с моей точки зрения, картина Йосепа Гиноварта “Посвящение Сурбарану” /1964/, странным образом и совершенно неожиданно “коннектирующая” с произведениями великого испанца.

Куэнка находится в Кастилии. Как прав был мудрый Ортега-и-Гассет, сказавший: “Кастилия – как некий фантастический образ – одно из величайших чудес во Вселенной ...”

О Толедо, Гранаде, Кордове написаны сотни книг, а кто знает такой испанский город, как Сант-Яго де Компостелла?

А ведь Иерусалим, Рим и Сант-Яго де Компостелла - наиболее важные христианские центры мира. В Сант-Яго де Компостелла ежегодно осуществляются сотни “пилигримажей” со всех концов света. Святой Яков (Сант-Яго) был одним из наиболее приближенных к Христу апостолов. Рыбак, сын некоей Зобеиды, он принес доктрину христианства на Иберийский полуостров. Собор в Сант-Яго де-Компостелла – чудо архитектурного искусства. Его строительство началось в 1075 году и закончилось в 1128. Налицо смесь стилей – мавританский, византийский и даже, отчасти, египетский. В соборе похоронены короли и королевы Испании. К нему примыкает монастырь, построенный в XVI веке. В этом монастыре я видел гигантскую библиотеку, украшенную фресками Арпаса Варелы. В Сант-Яго де-Компостелла я жил напротив собора в гостинице под названием “Hostal de Los Reyes Catolicos” /Гостиница католических Королей/, построенной по распоряжению Дона Фернандо и Доньи Изабель(5). Гостиница была предназначена для паломников. Ее строили десять лет. Фасад гостиницы, напоминающий гобелен, построен французами – Марином де Блазом и Гийомом Кола. Он украшен двумя барельефами: Дона Фернандо и Доньи Изабель (6).

Вспоминая моих испанских друзей, не могу не сказать о Хосе-Луисе Артяге. Адвокат по образованию, он страстно полюбил музыку и стал профессиональным музыкальным писателем, одним из редакторов мадридского музыкального журнала “Скерцо”. Надо сказать, что милейший Хосе-Луис досконально изучил творчество Д. Д. Шостаковича и выпустил первую монографию о нем на испанском языке. Немалую роль в “русофильских” склонностях Хосе-Луиса сыграл его отец, находившийся в составе испанской “Голубой дивизии” на русском фронте в 1942-43 годах. И так бывает!

Другая памятная испанская встреча – с Хосе Фелипе, хормейстером Эскориала, а в прошлом – преподавателем сольфеджио в московской Центральной Музыкальной Школе, где у него занимался мой сын Саша. Хосе Петрович (так мы называли его в Москве) разделил судьбу множества испанских детей (как и мой переводчик Габриэль, о котором я рассказывал выше), эвакуированных во время гражданской войны из Испании в СССР, а затем возвратившихся на родину.

Глядя на элегантного Хосе Петровича, одетого в бархатный испанский плащ с бронзовыми “львиными” застежками, невозможно было предположить, насколько совершенно он владеет русским языком со всеми его жаргонными “отклонениями!”

“Цветут и дышат острия
В стране, что светит светом алым,
Где пишут слово “честь” кинжалом,
Где мыслит сердце: “Бог – и я!”.

Константин Бальмонт. “Испанка”.

Примечания.

1 Берия был арестован в Москве по распоряжению Хрущева 26.6.53.

2 В жизни все относительно. Мне довелось дирижировать в Афинах, где Национальный Оркестр был еще хуже испанского, но и это не оказалось пределом низкого уровня. Пальму первенства и звание “худшего в мире”, по-моему, вполне заслуживает оркестр в столице Египта – Каире. Это действительно нечто неописуемое. Во всяком случае, после первой же репетиции с этим коллективом я в отчаянии кричал: “Назад, в Афины!”

3 Концерт в Виго происходил в городском парке, на открытом воздухе. Рядом с эстрадой находился “силомер”. На этом аппарате шкала измерения силы приводится в действие ударами огромного молота! Но даже это не могло разрушить ощущение абсолютного совершенства игры оркестра “Филармония”... В своей книге “Дон Фернандо” Сомерсэт Моэм, вспоминая о своем пребывании в Виго, пишет: “Если вы хотите есть настоящую рыбу, поезжайте в Виго. Виго – одно из немногих мест на море, где вы можете достать настоящую рыбу. Второе такое место после Виго – Булонь во Франции. Ни одного такого места нет в Англии”. Сомерсэт Моэм прав!

4 Сельва и Розес – две деревушки в окрестностях Кадакеса

5 Королевская чета, правившая в Испании с 1474 по 1504.

6 В Московском “Музее частных собраний” имеется литография Сальвадора Дали “Сант-Яго де Компостелла”.

Источник: http://skripklu.hotmail.ru/www/rojdestv_poln.htm

Hosted by uCoz